Лепид проснулся, едва солнечный луч скользнул по его лицу. Рядом в катедре дремала служанка. Он недовольно потянулся, распрямляя затекшие ноги, пора бы ему уже встать, несмотря на строгий запрет лекаря. Эмилий осторожно присел, голова уже не кружилась, и спустил ноги на пол. И тотчас перед глазами зароились черные мушки – предвестники обморока.
Лепид глубоко вдохнул, стараясь не поддаваться слабости, и попытался встать. Шаг, еще шаг, и он сможет дойти до двери. Внезапно мрак сгустился перед глазами, и он почувствовал, что падает ниц. Вбежавшая Ливилла едва успела подхватить его и с помощью служанки уложить обратно на ложе.
– Ах, Эмилий, что ты наделал? Тебе же строго – настрого запрещено вставать, – мягко укорила его Ливилла.
– Тебя не было рядом, когда я проснулся, и я решил, что могу сделать тебе приятное, если сам доберусь до сада и принесу цветов.
Ливилла с недоумением посмотрела на него. Эмилий ласково ей улыбался. У нее создалось впечатление, что Лепид повредился в уме, ведь еще вчера вечером он, по обыкновению, был груб с нею.
– Не нужно мне цветов, Эмилий, – устало сказала она. – Я приказала собрать свои вещи, скоро подготовят эсседрий, чтобы я смогла быстрее вернуться в Рим.
– Но ты не можешь бросить меня здесь одного! – встрепенулся Лепид.
– Могу! – твердо ответила Ливилла и потерла рукой глаза. Ей хотелось спать после бессонной ночи. Спину ломило от жесткого узкого ложа, где она провела в любовных утехах с Юлием Лупом немало часов.
– Я хотел бы, чтобы мы вернулись вместе, моя красавица, – вкрадчиво произнес Эмилий. – Присядь рядом, мне нужно сказать тебе кое-что важное.
Ливилла недовольно поморщилась.
– Меня проводит преторианец, к тому же мы поедем днем. И у меня нет времени рассиживаться, я должна зайти к Домиции, чтобы забрать прошение для брата. Ее все еще не покидает надежда, что своими мольбами она заставит цезаря изменить решение по зачислению Саллюстия в коллегию жрецов.
– Я все-таки хочу, чтобы ты выслушала меня перед отъездом. Наш разговор не займет много времени. Прошу тебя, Ливилла, не отказывай мне.
Девушка удивленно посмотрела на Эмилия. Таким тоном он никогда не говорил с ней, обычно просто приказывал, но никогда не просил. Она присела в катедру и отослала взмахом руки служанку.
– Я много думал о нас с тобой, – начал Лепид. – Ты прекрасна и добра. А я поступал с тобой как чудовище. Мне нет оправдания, но я хочу, чтобы ты простила меня. Как только мое здоровье восстановится, я буду просить твоего брата о его согласии на наш брак.
Ливилла не верила своим ушам.
– Мне было видение сегодня ночью, во сне. Сама Венера спустилась ко мне и благословила наш союз, – продолжал врать Лепид. – И меня озарило, что ты станешь мне прекрасной и верной супругой.
– А как же Агриппина?
– Твоя сестра отныне не будет ни моей любовницей, ни моей невестой, как она об этом мечтает. Ее нрав способен оттолкнуть любого, а я предпочитаю нежность необузданности и любовь страсти. Я люблю только тебя, Ливилла!
Лепид взял ее руку и поднес к губам.
– Я был нежен и заботлив с Друзиллой. Ее буйный характер укротила смертельная болезнь, и мы познали с ней счастье взаимопонимания и единения сердец. Она умерла с улыбкой на устах. Ты согласишься начать все заново? Или я упустил свой шанс?
Девушка, казалось бы, безучастно пожала плечами, но Эмилий уже понял, что она колеблется, и продолжил натиск.
– Клянусь Венерой, моя любовь к тебе искренна. И потому больше я не стану удерживать тебя подле себя. Уезжай, если надумала. Рана изуродовала мое лицо, я понимаю, что тебе противно смотреть на того, кто был прежде красив, а сейчас уродлив. Но это скоро пройдет, и тогда я вернусь в Рим, чтобы покорить тебя.
Ливилла была тронута до глубины души этими словами, она не ожидала, что он способен на такие сильные чувства. Из глаз ее покатились слезы, и она медлила уходить.
Лепид решил, искоса наблюдая за ней, что надо закрепить результат. До чего же она глупа и наивна – всего несколькими словами он смог переубедить ее так быстро! У нее совсем нет силы воли!
– Я долго боролся с обуревавшими меня чувствами, – вдохновенно продолжал он лгать. – Был невыносимо груб, даже ударил тебя, моя Ливилла. Но сердце мое обливалось кровью, протестуя. И я сдался на его милость, открыл душу для любви. Только вот не опоздал ли?
Его здоровый глаз, обращенный к девушке, заволокла влага.
– Нет! Нет! – вскричала Ливилла. – Ты не опоздал, Эмилий! Я люблю тебя! Люблю!
Она порывисто поднялась, не веря своему счастью, приникла к Лепиду и покрыла его лицо поцелуями.
– Прости меня, Эмилий, прости! – лепетала она, вспоминая свою ночь с Юлием Лупом. Как она могла? – Я буду любить тебя вечно! Ты мой бог! Ты мое солнце! Я никуда не уеду и останусь с тобой!
Лепид несколько ошалел от такого натиска, но, довольный, не противился ее поцелуям и объятиям.
– Мне надо прилечь, – наконец проговорил он, и Ливилла поспешила подложить ему под голову подушку. Глоток травяного настоя, и боль немного отступила.
Неужели ему теперь придется все время изображать перед ней влюбленность? Ничего, в Риме все вернется на круги своя, и Агриппина поможет ему удержать в узде свою сестричку.
– Я истосковался по твоим ласкам, любовь моя! Красотой твоего обнаженного тела можно любоваться бесконечно. Я закажу твою статую лучшему скульптору!
Ливилла покраснела от удовольствия. А Лепид с досадой подумал, что эта гусыня никогда не станет такой же пылкой и страстной, как ее сестры. Она так и останется скованной и неумелой в любовных утехах.
– Тебе надо отдохнуть, – сказала девушка, с нежностью глядя на него. – Ты и так переутомился из-за этого долгого разговора. Поспи, а я посижу рядом с тобой. Только отлучусь предупредить слуг, чтобы отменили мой отъезд.
– Нет! – капризно произнес Лепид. – Останься, я не хочу, чтобы ты даже на миг покидала меня. К тому же я не нуждаюсь в отдыхе. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы ты…
Он поманил ее к себе и зашептал на ухо то, от чего ее лицо пошло пятнами. Но Ливилла согласно кивнула и послушно расстегнула фибулу туники.