Калигула. Тень величия

Они устроились в таблинии хозяина, где, судя по раскрытым в беспорядке свиткам, он и проводил большую часть свободного времени. Им подали завтрак, состоявший из оливок, засохшего козьего сыра, вареных яиц и кувшина с водой. Макрон взревел от ярости и потребовал у тупых бездельников свежих продуктов и вина. Клавдий посмеивался про себя, самто он отличался мягким нравом и не мог не признать, что челядь порядком распустилась после смерти супруги.

Неожиданно за занавес заглянула маленькая девочка с золотистыми кудряшками. Она сердито посмотрела на отца и вдруг застенчиво улыбнулась гостю.

– У тебя красивая дочка, – сказал Макрон. – Приветствую тебя, Клавдия Антония.

– Ты кто? – спросила она и с детской непосредственностью вскарабкалась к нему на колени, привлеченная золотыми фалерами кирасы.

– Меня зовут Невий Серторий Макрон. Я – друг твоего отца.

– Я не люблю его, – заявила она, – бабушка всегда говорила, что он – хромой и глупый. Мне стыдно, что он заикается.

Клавдий густо покраснел.

– Иди, Антония, в свою кубикулу. Ты должна еще спать в это время.

– Не пойду, – заупрямилась девочка и в знак протеста крепко ухватилась за руку Макрона.

– Нам с твоим отцом надо серьезно поговорить, – твердо сказал ей Макрон, видя, что отца она вряд ли послушается. – Хочешь, я подарю тебе эту красивую штучку, и ты прикрепишь ее к своему плащу?

Девочка закивала, ее глазенки радостно заблестели. Макрон отстегнул фалеру и протянул ей. Цепкая ручонка схватила фалеру и крепко сжала в маленьком кулачке.

– А ты точно не заберешь ее обратно? – спрятав руку за спину и аккуратно слезая с его колен, поинтересовалась Антония.

– Если ты не вернешься немедленно в свою кровать, то заберу, – ответил Макрон, сердито нахмурив брови.

– Прощайте! – маленькая Клавдия величественно махнула им рукой и гордо удалилась, прикрыв занавес.

– Тебе следует больше баловать ее подарками, – заметил Макрон. – Она поладит с тобой, если ты купишь ей новые серьги, бусы и красивых нарядов. Если б у нас с Эннией были дети, я бы не жалел на них сестерциев.

Клавдий искренне удивился.

– И она станет меня уважать? И даже сможет полюбить?

– О, Венера! Она же маленькая женщина! А женщины только и думают, что об украшениях и одеждах. И пусть хороший парикмахер острижет ее волосы и сделает прическу. Ты вмиг завоюешь ее сердце! Запомни, никогда не жалей денег на женщин, даже таких маленьких, как твоя дочка!

– Я благодарен тебе за совет! Давай же совершим возлияние Сенции [4] , чтобы она влила хоть каплю мудрости в мою голову! О, я столь неопытен в этих вопросах. Но теперь все изменится к лучшему!

Воодушевленный Клавдий засуетился, подливая гостю вина в опустевшую чашу.

– Настало время поговорить по душам, Тиберий Клавдий, – сказал Макрон, с недовольством оглядываясь на занавес. Вдруг еще кто-нибудь из детей зайдет? Тут он вспомнил, что Клавдия Антония – единственный ребенок, а маленький Друз умер очень давно, подавившись грушей.

Клавдий вздохнул.

– Меньше всего мне хочется бередить прошлые раны, – произнес он. – Моя семья испытала много горя в те далекие годы. Но они постоянно напоминают о себе. Я не сомневаюсь в истинности заявления молодого человека, который приехал в Рим вместе с Иродом. У него есть с собой письма. Первое письмо написано самой Ливиллой, я видел его своими глазами и могу поручиться, это почерк сестры и оттиск ее печати. В этом письме она полностью разоблачает своего любовника Сеяна и даже признается в том, что в ее руках яд, который он приказал дать ее мужу. Она подробно описывает свою связь с Сеяном, его планы по захвату власти. Она признается, что из страха за судьбу любимого сына Германика решает спрятать его от любовника, притворившись, что малыш умер от болезни. Хилого Тиберия Гемелла она любила меньше, чем крепенького красивого Германика, который был так похож на нее. Она согласилась пожертвовать одним из сыновей из-за страсти к Сеяну, ведь она знала, что им не жить, если он станет императором. Но увидеть гибель своего любимца от рук того, ради которого предала близких, было выше ее сил. А добрый, порядочный Фабий, втянутый в этот заговор, согласился помочь ей спасти малыша. Если бы Сеян одержал верх над Тиберием, то он и продолжал бы воспитывать его, усыновив и сделав своим наследником. И он действительно полюбил мальчика. И, может, поэтому упустил момент, когда нужно было вернуть его в Рим. А может, потому, что Тиберий превратился в похотливое чудовище, алчущее крови. Ведь император никогда не скрывал своей неприязни к внуку, полагая, что тот прижит Ливиллой от Сеяна, а не от его сына. Не знаю, почему Фабий так долго ждал. Он ничего не пишет об этом. Письмо лишь подтверждает наличие сговора с Ливиллой и свидетельствует о том, что это действительно Германик Гемелл, мой племянник. Мне кажется, что письмо написано им совсем недавно, перед возвращением в Рим, где он встретил свою смерть.