Негодование Эмилия Лепида достигло предела. Негодная гетера подло обманула его! Мало того, что перенесла встречу на столь неурочный час, так еще и не пришла. Ганимед зевал во весь рот и дрожал от утренней прохлады. Он уже подъезжал к подножию Палатина, как вдруг передумал и повелел поворачивать на Субуру.
Стучать в запертую калитку ему пришлось довольно долго, пока разбуженные шумом соседи не начали слать проклятия на его голову и громко хлопать ставнями. Кто-то стал призывать вигилов, но дом продолжал молчать, окутанный тайной, и Эмилий продолжал барабанить молотком в маленький гонг.
Оданко ему пришлось поумерить свой пыл, когда один из его носильщиков сказал, что сейчас в Мамертинум тащат всех без разбора и выясняют личность далеко не сразу. Этой угрозы Ганимед испугался, тем более, что призывы соседей к вигилам становились все более громкими. Он прыгнул в носилки и приказал бежать со всех ног во дворец. Он и сам чувствовал, что перегнул палку, пытаясь увидеть Пираллиду. Еще, чего доброго, обвинят в попытке взлома чужого жилища.
Им без приключений удалось добраться до дворца, но спать Лепид не собирался, он с нетерпением дождался утра и попросил Кассия Херею выделить ему отряд преторианцев для сопровождения на Субуру. Его подозрения, что готовится заговор против императора, крепли час от часу, он был готов поклясться, что именно Макрон и старый Клавдий были у гетеры в ту ночь. И, судя по их торопливости, с которой они покидали ее жилище, любовными утехами тут не пахло. К тому же гетера уже была ранее замешана в убийстве.
Инсула напротив гудела, переполненная утренним происшествием, но шум стих, едва отряд преторианцев подошел к дому.
– Именем императора! Приказываю открыть! – закричал Эмилий Лепид. Дом продолжал хранить зловещее молчание. Он еще раз и еще повторил грозный приказ, но без толку. Тогда Ганимед велел открыть калитку, один из преторианцев ловко перелез через забор и отодвинул засов. Эмилий с отрядом ворвались внутрь, и лишь тогда он заметил, что дверь в дом приоткрыта. Это показалось ему недобрым знаком.
Они вошли внутрь, и он поразился царившему там беспорядку: опрокинутые вазы, растоптанные цветы, разбитые статуи. Как будто мощный ураган разметал роскошное убранство дома. Он дал знак продолжить осмотр помещений, а сам засмотрелся на лежащую на полу голову Амура с пухлыми щечками. Рядом валялись отбитые ручонки, сжимающие лук. Статуэтку будто нарочно сбросили с постамента, чтобы побольней досадить хозяйке. Но где же она сама?
Тревожный окрик заставил его обернуться, и он увидел преторианцы столпились у входа в кубикулу. Ганимед протиснулся меж ними и закричал от ужаса. Посреди кубикулы, прямо над ложем, висело в петле из простыни тело женщины, медные пряди свисали на ее лицо.
Эмилий кинулся к ней, но тотчас попятился. Ему показалось, что она шевельнулась, но – нет, тело просто покачнулось.
– Снимите ее немедленно. Вдруг еще жива? – хриплым шепотом сказал Эмилий.
– Вряд ли, господин, – сказал один из преторианцев. – Похолодела уже. Не иначе, как несколько часов прошло.
Ганимед мысленно подсчитал время и зарыдал, поняв, что ее убивали в тот момент, когда он ломился в калитку, напрасно прождав у портика.
– Господин, – его тронули за плечо. – Ты должен это видеть.
В фонтане посреди перистиля головой вниз лежало тело служанки. Ее утопили, видимо, когда она пыталась сбежать. Эмилий зашатался, услужливые руки подхватили его.
– Не волнуйся, господин! Выйди во двор, глотни свежего воздуха!
Лепид отрицательно помотал головой. Надо было выяснить, имело ли место обычное ограбление или нечто другое. Он вернулся в кубикулу. Преторианцы уже вынули гетеру из петли, уложили на ложе. Один из них склонился, рассматривая ее руки. Эмилий приблизился и увидел, что так его заинтересовало. В судорожно сжатых пальцах Пираллиды были длинные волнистые белокурые пряди.
– Женские волосы? – спросил преторианец. Ганимед пожал плечами.
– Достань их и положи в этот ларец, – он поднял с пола маленькую шкатулку, инкрустация на крыше была отбита, видимо, ее в спешке отшвырнули, достав драгоценности. – Я заберу его с собой. Можно будет опознать убийцу.
Послышался хруст костей, преторианец пытался разжать пальцы покойной. Эмилий едва сдержал тошноту и поспешно выбежал из кубикулы. Смотреть на все это было выше его сил. Его самого удивляло, где он находит силы держать себя в руках и не упасть в обморок. Он вышел во дворик и присел у двери на скамеечку, которую обычно занимал раб, встречающий гостей этого прежде веселого дома.
– Господин, надо бы сообщить префекту вигилов, – сказал сопровождающий его преторианец.
– Сообщи, – устало ответил Лепид, но вдруг вскинул голову, озаренной мыслью. – Только вначале обыщите все помещения, все, что найдете – письма, записки, свитки принесете мне. Как тебя зовут?
– Юлий Луп, господин! – ответил преторианец и зашел в дом. Через некоторое время он вернулся.
– Ничего, – сказал он. – Мы обыскали все, перерыли все вещи. Кто-то хорошо поработал до нас. Везде следы взлома. Ни денег, ни драгоценностей, никаких записок и писем. Даже клочка пергамента мы не смогли найти. Только это!
Он протянул Эмилию темный сверток. Тот развернул его и увидел, что это длинный, до пола, плащ со странным капюшоном. Эмилий надел его, опустил капюшон, закрывший сразу все лицо, но, к его удивлению, там были прорези для глаз. Неожиданно Луп закричал он, указывая пальцем на переодетого Эмилия:
– Я видел этих людей! Они в ту ночь сожгли Авентин! Я до сих пор слышу во снах крики горящих заживо!
Эмилий брезгливо скинул плащ на землю.
– Это одеяние жрецов богини Гекаты! Сожгите его! Лучше никому не знать, что Пираллида была из их числа! – приказал он. – А потом сообщите обо всем префекту вигилов и префекту Рима! Я же поспешу во дворец! Надеюсь, к возвращению нашего императора они успеют во всем разобраться.
Сгорбившись, Лепид пошел к носилкам, он словно состарился за ночь. В руках он сжимал ларчик с прядями волос убийцы. Вопросы, мучившие его, не находили ответов. Причастен ли Макрон к убийству гетеры и ее служанки? Замешан ли Клавдий?
Поглощенный этими печальными мыслями, он не заметил, как выбежал из дома Юлий Луп, оставив товарищей, вскочил на коня и куда-то поскакал, сломя голову.