Калигула. Тень величия

В разгар праздника номенклатор доложил о приезде сестер цезаря. Они, ослепительные в своей красе и блеске драгоценностей, точно молнии, ворвались в пиршественный зал. Смолкла музыка и остановились танцовщицы, настолько прекрасны были эти две женщины, одна из которых, по обыкновению, брызгала ядом, а другая ее мелодично успокаивала.

Причина опоздания и, собственно, недовольства была весьма прозаична. Едва открылись все римские ворота после окончания траура, в город и из города хлынул поток людей. Дороги были забиты повозками, телегами со снедью, экипажами знати, их поклажей, множеством рабов, легионеров, сбродом попрошаек и воришек. Яблоку негде было упасть на подступах к воротам, вигилы сходили с ума от шума, визга и сплошного потока ругани.

С давкой не в силах были разобраться даже боги. Поэтому после многих часов бесплодного ожидания сестрам императора пришлось пешком проделать путь до дворца! Рабы плотным кольцом окружали их, но вонь немытых тел простолюдинов била в нос почище общественной клоаки, к которой, правда, сестры в течение всей своей жизни ни разу не приближались. Это стало для них страшным потрясением, как и то, что им пришлось нанимать носильщиков, а все их вещи на повозках остались брошены на дороге посреди людской толпы.

Взбешенный Калигула вскочил на ноги и приказал позвать к нему Кассия Херею. Едва префект претория оказался перед ним, как тут же получил приказ разогнать палками или, если понадобится, мечами толпу скопившихся голодранцев и крестьян, обеспечить проезд знати, а также привезти вещи сестер в целости и сохранности. До единой бусинки!

Между тем, слуги выкатили еще несколько амфор, кравчие переменили блюда, а в зал впорхнула стайка новых девушек, одетых как испанки и галлийки, груди их были обнажены.

Едва широкая спина Кассия Хереи скрылась в проеме, как вновь возобновилась музыка, и нежные голоса стали воспевать хвалу доброму и мудрому императору. Довольный Калигула вновь лег на ложе, качая головой в такт мелодии. Агриппина тут же подсела к нему и принялась что-то шептать ему на ухо, но он лишь досадливо от нее отмахивался, продолжая говорить колкости Авлу Вителлию, слишком нежно обнявшему какого-то юношу, и лишь раз бросил сестре несколько слов, после чего Агриппина вспыхнула ярким румянцем и отошла к ложу сестры и ее мужа.

– О чем вы говорили с братом? – спросила Ливилла, заметив, что сестра сильно раздосадована.

– Я просила о разводе Пассиена Криспа и его супруги! Сапожок мне отказал! Представляешь, отказал! Сказал, чтобы я вышла замуж за свободного мужчину, а не лезла в чужую семью! А мне нужен только Крисп!

Агриппина, точно ребенок, обиженно надула губы.

– Ты еще захныкай, сестра, и потопай ножкой! – с укором сказала ей Ливилла. – В Риме много знатных и богатых мужчин. Посмотри, вон сидит Луций Ливий [5] , красивый патриций, стройный, высокий, мечта любой женщины. Его жена смертельно больна и тает с каждым днем. Дети их давно умерли. У него нет наследника и мала вероятность, что он появится на свет, ибо дни его жены уже сочтены. Говорят, что весь дом уже готовится к похоронам, Лепида не встает уже год с кровати, ее мучат сильные боли, и она все время кричит и плачет. Ручаюсь, он будет рад избавиться от этой обузы.

– Чего ж тогда он не развелся раньше и не отправил ее к родителям? – прошипела Агриппина, но ее заинтересованный взгляд метнулся от Криспа на Луция Ливия.

– Вероятно, доброе сердце не позволяет ему это сделать. Но, ручаюсь, женская ласка ему очень нужна. От умирающей и вечно стонущей от боли жены мало толку. Но Оцелла очень добр. Его еще в детстве усыновила его мачеха, поэтому он принял ее фамилию Ливий Оцелла, хотя род его знаменит и знатен: Сульпиции Гальбы у всех на слуху. Оцелла пока еще скромничает из-за любви к своей мачехе.

– Нос крючком, – ехидно заметила Агриппина. Ливилла вздохнула.

– Он очень красив, хватит придираться, сестра! Я попрошу Виниция вас познакомить. Пойдите, прогуляйтесь вместе по Палатинскому саду.

Агриппина презрительно фыркнула в ответ на это предложение и поднялась с ложа.

– Я – сестра цезаря и не нуждаюсь в своднях.

Решительным шагом она направилась к Луцию Оцелле и, проходя мимо его ложа, вдруг споткнулась. Высокий молодой человек сразу же вскочил и предложил ей свою руку. Агриппина что-то с улыбкой сказала ему, и они вместе вышли из триклиния. Причем Агриппина слегка прихрамывала. Сидевшая на ложе мать Лепиды, его жены, со злостью посмотрела им вослед. От ее бдительных глаз не укрылось, что Агриппина нарочно была неловка. А уж кому, как не ей, уметь распознавать женские уловки.