Калёные тропы

— Чего я ищо хотел сказать, товарищ комиссар… — заговорил Назаров. — Вон мы почти голыми руками воюем, а у них и еропланы и батарей сколько… Под Дубно с Семеном Михайловичем, с товарищем Ворошиловым семнадцать раз подряд в атаку кидались, сколько бойцов там оставили. Где, в какой войне видали такое, чтоб на одном дню семнадцать раз в атаку ходить!

— А что ты хочешь этим сказать? — спросил Бочкарев.

— А я то желаю сказать, что кабы все это кто описал, чтоб другие, молодые, для которых мы энту жизню завоевываем, почитали бы и сказали: «Да, вон какие они были, буденновцы!» И помянули нас хорошим словом и поклонились бы нам.

— Об этом не беспокойся, товарищ Назаров, — с лаской в голосе сказал Бочкарев. — Партия большевиков нас не забудет. Будут о нас и книжки писать и песни слагать…

— Вот это правильно, — заметил боец в черной кубанке. — А то наша Конная армия на всех фронтах геройски отвечает. Всю контру позагоняли в Черное море, а теперь вот до панов добрались…

Со стороны кто-то подошел большими шагами, и бодрый голос Ильвачева спросил:

— Вы меня требовали, товарищ комиссар?

— Да, — сказал Бочкарев. — Надо потолковать кое о чем.

Он поднялся, взял Ильвачева под руку, отвел его на несколько шагов и начал что-то тихо говорить ему, изредка поглядывая по сторонам.

VII

Со скрипом и грохотом в село медленно входил огромный обоз. Были видны лишь две-три передние подводы, все остальное тонуло в густом облаке пыли. Слышались сонные крики подводчиков, усталая ругань.

Обоз проскрипел по раскаленной солнцем сельской улице, перевалил через пересохший ручей и вышел на площадь. Передние остановились. Ехавший впереди босой мужик с всклокоченной бородой, в длинной, до колен, серой от пыли рубахе не спеша слез с телеги, подошел к лошади и деловито поправил хомут.

— Это что же, дядя Иван, привал? Или дальше поедем? — густым волжским говором, напирая на «о», спросил сидевший в телеге сухощавый человек в накинутой на плечи кожаной куртке.

— А по мне, как хочешь, товарищ Каштанов, — почесывая подмышкой, безразлично ответил мужик. Он покосился на острый круп лошади. — Я, почитай, верст полтыщи уже отмахал. То одного везешь, то другого… Снаряды возил… Я понимаю, конечно, дело военное, помощь нужна. — Он помолчал и, пожимая плечами, сплюнул черной слюной. — Да мне что, я уже привыкший — второй месяц в подводах, будто и дома не жил вовек.

От задних подвод к Каштанову подходили пестро вооруженные люди в самой разнообразной одежде.

— Надо бы в деревне жару переждать, товарищ Каштанов, — сказал средних лет человек, по виду рабочий. — Гляди, кони еле дошли, да и ребята устали.

— Так, может, по хатам пойдем? — нерешительно предложил кто-то. — И кони отдохнут, да и самим умыться не грех.

Каштанов взглянул на часы.

— Хорошо, товарищи, — сказал он, что-то прикинув в уме. — Постоим здесь два часа, ровно в пять двинем дальше. Только сначала надо узнать, не занята ли кем деревня.

— А вон сидит боец, — сказал рабочий в буденовке.

Каштанов оглянулся. На лавочке у высокого крыльца сидел Митька Лопатин.

— Эй, товарищ! — крикнул рабочий в буденовке. — Слышь, давай-ка сюда!

Митька не спеша подошел.

— Кто, товарищ, в деревне стоит? — поинтересовался Каштанов.

— А вы кто такие? — спросил Митька, настороженно глядя на него.

— Мы, товарищ, партийные работники. Едем в Конную армию. — Каштанов пошарил за пазухой и вынул бумажку. — На, почитай.

Митька быстро прочел документ. Его лицо просветлело.

— Та-ак… — приветливо протянул он. — Значит, в точку попали. Мы и есть самая Конная армия.

— Ну? И штаб армии здесь?

— Нет, только наш полк. Третий день стоим. Отдыхаем.

— А кто у вас комиссаром?

— Товарищ Бочкарев.

— Бочкарев? Какой он из себя?

— Небольшой такой, плечистый.

Каштанов ласково выругался.

— Знакомый, что ль? — добродушно усмехнулся Митька.

— Какой знакомый?! Если тот самый, то друг… Где он сейчас?

— На квартире, должно быть. Вон второй дом направо от церкви, — показал Митька.

— Ну, товарищ, спасибо… Да, о самом главном забыл. Вы что, всю деревню занимаете?

— Нет, верх свободный… Ну, покуда, товарищ… я, извиняюсь, дневалю. — Митька приятельски кивнул Каштанову и пошел на свою лавочку.

«Смотри, сколько много народу приехало!» — думал он, вновь расположившись на лавочке подле крыльца и, поглядывая на проходивший мимо обоз.

Вблизи послышались шаги.

По улице шел боец Марко Кирпатый, прозванный так за приплюснутый нос. Он приблизился и, поздоровавшись, присел с края на лавочку.

— Что, дневалишь? — спросил он, помолчав.

— Ага, — сказал Митька.

Кирпатый вынул из кармана кусок пирога, отломил половину и протянул Митьке.

— Хочешь?

— Нет. Только поел.

Из-под крыльца, загребая толстыми лапами, выполз на брюхе щенок. Виляя хвостом, он подошел к Кирпатому и большими глупыми глазами умильно, уставился на пирог.

Митька потянулся и ласково погладил его по шишкастой голове.

Щенок, слабо повизгивая, ткнулся мокрым носом в сапог Кирпатого и тронул его лапой.

— Что, жрать хочешь? — спросил тот насмешливо. — Только пирогами и кормить вашего брата. Уйди, шалава! Ну! Кому говорю? — Он замахнулся.