Калёные тропы

Щенок отскочил, склонив голову набок, поставил ухо торчком.

— Товарищ Лопатин, — заговорил Кирпатый, с хрустом пережевывая кусок пирога. — Я имею тебе один вопрос задать.

— Ну?

— Чего это ребята в партию записываются? Давать, что ль, там будут чего?

— Кому?

— Ну, тем, которые партейные.

— А ты чего интересуешься?

— Хочу себе записаться.

— Не примут, — сказал Митька с твердой уверенностью.

— Почему? — спросил Кирпатый, моргнув белыми, как у мокрицы, ресницами.

— Да так — не примут, и все.

— Нет, ты все же скажи: почему твое такое мнение? Ты пример дай.

Митька пристально посмотрел на него.

— Когда Гришин у мужика мед забрал, ты чего сделал? — спросил он, прищурившись.

— Как что? Заявил!

— А раньше?

— Что раньше?

— Ты же сам Гришина на это дело толкнул. Думаешь, мы не знаем? Ты чего ему сказал? Давай, мол, бери. А сам побежал к командиру. Это вместо того, чтоб товарища от плохого остеречь. Выходит, что ты самый что ни на есть провокатор. А разве такие партии нужны?.. Ты знаешь, что такое есть партийный человек? — помолчав, продолжал Митька, сердито сдвинув светлые брови. — Партийный товарищ должен быть чистым, как стекло, чтоб его насквозь видать было, каков он есть человек… Завидовать товарищу не должен — это раз! — Митька загнул один палец. — Товарищу помогать, не задаваться. Наистрожайше партийную линию проводить. Классовых врагов уничтожать беспощадно. Да мало ли чего… А ты товарища подсидел, а сам в партию ловчишься? Нет, друг, этот номер ваш старый. Не выйдет.

— Подумаешь! Всего раз и ошибся. Что я, буржуй?

— Это не важно, кто ты такой, раз ты жулик и подлый человек.

Митька потащил из кармана кисет с махоркой и в сильном волнении стал крутить папироску.

Щенок, набравшись храбрости, вновь подошел и, нюхая воздух, потянулся к остаткам пирога.

— Уйди, постылый! — крикнул Кирпатый.

Он с силой ударил ногой под брюхо щенка. Тот отлетел в сторону, поджав хвост, и, громко скуля, полез под крыльцо.

— Зачем ударил? — Митька встал со скамейки. — Зачем животное бьешь?

Они, тяжело дыша, стояли один против другого, готовые пустить в ход кулаки.

— Эй, Донбасс! Давай на-гора! Смена пришла! — раздался позади Митьки знакомый голос Назарова. — Вы что, ребята, не поделили чего? — спросил он, усмехаясь.

— Нет, так, — сказал Митька, глядя вслед Кирпатому, который, озираясь через плечо, быстро шел по улице.

— Ну, значица, я заступил, — заявил Назаров, садясь на лавочку. — Иди отдыхай.

— Отдохну потом, — сказал Митька. — Надо к лекпому зайти, а потом пойти искупаться.

Бочкарев сидел за столом в небольшой чистой хате и, чуть шевеля губами, писал донесение в подив. Карандаш быстро бежал по бумаге…

«…Считаю совершенно необходимым отметить исключительно высокий боевой дух бойцов. Несмотря на потери от аэропланных бомб и тяжелой артиллерии, красноармейцы рвутся в бой. Имел место случай…»

В дверь сильно постучали.

— Войдите! — сказал Бочкарев, оглянувшись. Вдруг брови его поднялись, лицо просияло. — Васька?! Каштанов?! Каким ветром тебя занесло? — воскликнул он радостным голосом, поднимаясь навстречу товарищу.

— Не ветром, а вихрем революции, Павел Степаныч, — улыбаясь, ответил Каштанов.

Он подошел к Бочкареву. Друзья крепко расцеловались.

— Вот дела! Ну, прямо как с неба упал! — весело говорил Бочкарев, обнимая товарища. — Ну, как ты? Как там наши ребята?

— Я ничего… А Гусев как в семнадцатом ушел в Красную гвардию, так с тех пор не слыхать.

— Ну, а Савельев?

— В Царицыне в губкоме работает, если еще на фронт не ушел.

— Так… А Панов где?

Каштанов поморщился, махнул рукой.

— Этот не выдержал, хлипкий оказался. Наверное, теперь зажигалками торгует, как говорится… А ты все воюешь?

— Воюю. Сам видишь, куда забрались.

— Забрались далеко… Ну что ж, это хорошая наука панам. Не мы первые в драку полезли, вперед будут умнее…

Бочкарев вплотную подошел к Каштанову, дружески положил ему руки на плечи.

— А я, паря, прямо не верю, что вижу тебя… Ведь как давно не встречались!

— Да, скоро три года, — прикинув в уме, ответил Каштанов. — Эко время летит, а как будто только вчера.

— Ну, как там, в тылу? Что нового слышно? — спросил Бочкарев.

Каштанов покачал головой:

— Ого, брат! Ты бы посмотрел, что в тылу творится. Весь народ поднялся.

— Позволь, Вася, а ты сам куда едешь?

— Я не один, Павел Степаныч. Со мной почти две сотни людей. Едем к вам, в Конную армию. Меня избрали за старшего, потому что я прошел всю германскую.

— Вот это толково! — сказал Бочкарев. — Нам партийные работники очень нужны. Убыль в политсоставе очень большая. В эскадронах почти нет военкомов… Ну, ты садись давай. Есть хочешь?

— Нет, я, как зайти, пообедал.

— Зря… Да, Вася, я все забываю спросить: ты где работал?

— Последние два года на Путиловском. Секретарем, — сказал Каштанов, присаживаясь.

— На Путиловском? — с неожиданной радостью переспросил Бочкарев. — Так у нас же есть ваш путиловский.

— Кто?

— Гобаренко. Знаешь? Мы его у Махно отбили.