Каллиграфия

— С-скажите, а как у вас получается так лихо управлять собственной энергией? — с запинкой спросила она, вглядевшись в ее озаренное лицо.

— Помни, что ты один из многих, и ты станешь одним из лучших, — загадочно молвила та, и у Кианг вдруг проснулась совесть. Вылезла из запыленного закутка, потянулась — и понукать! Минуту спустя никто уже не мог отозваться о китаянке как о бездельнице и лежебоке — так резво она побежала за носилками, так организованно распределила обязанности. Одно слово — загляденье! Через час парк был приведен в полный порядок, вычищен и вылизан. Ровно подстриженные кустики, ухоженные деревца — Хранительница тоже сложа руки не сидела. Сатурниона Деви на время поместили в изоляционную камеру — что-то уж очень он разошелся, развопился. А палача разжаловали и велели ему, пока суд да дело, подготовить сцену для торжественного момента, когда будет объявлено о новом директоре Академии. Острая до невозможности, добросовестно заточенная турецкая сабля нашла свой приют в музее общежития, который до сего дня особой популярностью не пользовался. Теперь же туда студенты просто валом валили — на саблю поглазеть да с нею рядом, по возможности, запечатлеться. Роза со своим скромным карандашом была там просто нарасхват.

Грех не упомянуть об Аннет. Случившееся повергло ее в столь сильное смятение и столь разбередило душу, что поначалу она даже готова была свести счеты с жизнью. Как?! Ее враги не пострадали?! Главного управителя запрятали в камеру для буйнопомешанных?! Запершись в своей душной комнатке, она начала с того, что стала биться головой о стену, изрыгая хулу и проклятия. На долю Кристиана проклятий досталось с ушат и еще ведро. Потом, поутихнув, подползла на четвереньках к батарее и осторожно выглянула из окна, откуда, как на ладони, виднелся парк: лужайки с фонтанами, аккуратные дорожки, беседка с четырьмя арками и круглый постамент, куда Деви частенько забирался для произнесения своих пространных и запутанных речей. Деви… Аннет вспомнила, как однажды встретила этого чудаковатого старика в шлафроке и ночном колпаке посреди парка, как он бормотал что-то о сверчках, которые мешают спать, и грозился, что уволит их всех до единого. Неужто он пал жертвой ее обмана, ее клеветы? Неужто план ее дал течь? «Поразмысли-ка, — сказала она себе. — Кимура празднует победу, а Деви вот-вот поставят на учет к психиатру. Венто ликует, а ты… Ты исходишь желчью. Так кто же в выигрыше?»

Она еще раз обвела глазами идиллическую картину и внезапно ахнула, чуть подавшись назад: прямо на нее, на нее одну устремлен был ясный, пронзительный взгляд Аризу Кей. Цепкий и притягательный, как россыпи звезд в теплую летнюю ночь… Поглощенные разговором Кристиан и Джулия, рьяно спорящие о чем-то Франческо и Джейн, хозяйничающая Кианг да палач с метлой — всё померкло перед нею, смазалось, точно сюжет на холсте экспрессиониста. Существовал для нее только этот гипнотический взгляд.

«Отчего же, милая, изводить себя понапрасну? — прозвучал у нее в голове тихий голос. — Не нужна ведь тебе его смерть. Ты скорей неуемной злостью загонишь с-е-б-я в могилу! Зависть гложет? Но зависть — язва. А ведь ты могла всё это время пить из полного кубка жизни!»

К лицу прихлынула кровь, и Аннет разразилась слезами. Мало того, что ее усилия пошли насмарку, так еще и столько счастливых дней непоправимо загублено! Дней, которые могли бы быть счастливыми. Целительные и освежающие слезы — редкое явление для Аннет, которая ожесточилась не без участия темных сил. Но вот колдовство аргентинского шамана пошло на убыль, истончилось, прохудилось, как изношенная одежда, и с судорожным предсмертным хрипом вылетело за пределы обессиленного организма. Шаман, который в этот момент пожевывал куриную ножку у очага своей хижины, ощутил отток энергии, забеспокоился и заварил себе трав.

А Аннет, полежав немного на полу под окном, — после такого стресса отлежаться никогда нелишне — вернулась к действительности, которая вдруг показалась ей радужной и весьма многообещающей. Она открыла левый глаз — и подивилась голубому небу, открыла правый — и испытала восторг оттого, что находится в столь дивно обустроенной, опрятной комнате.

«Ну, всё, — решила она, едва сдерживаясь, чтобы не запеть от радости, — пускай другие, если им хочется, тратят время на зависть и месть. А у меня времени не так уж и много. Оставим его для созидающих чувств».

* * *