Калуга первая (Книга-спектр)

И, войдя в историю, Копилин остался в памяти калужан бардом, показывающим вдохновленную сущность немногих людей, а для сведущих в науке он сделался первооткрывателем и основоположником учения о функциях, которое породило массовую суицидальную реакцию. И Елена Леонидовна имела отныне научный исторический вес. Их обоих занесли в справочники, и устоялся термин "копилинское учение". Алексей раскрепостился полностью и не крутил больше ручку приемника; он воочию увидел огромные концерты и технологические чудеса, бросал в автоматы валюту и получал взамен бутерброды и шипучие напитки. На берегах Мексиканского залива он встретил свое отражение преуспевающего Копилина, линия жизни которого так и не внесла в сюжет эксцентрического оживления. Оба Копилина решали одну и ту же задачу, и вся разница в том, что каждому пришлось делать выводы из единственно данных случайных сплетений закономерностей. И за все пережитое оба благодарили Бенедиктыча, о котором мечтали и которого побаивались. Его образ требовал от них того, с чем им совсем не хотелось расставаться. Американский Копилин заметил, что славой Алексей обязан Леночке, которая такая одна на целом свете, и это было верно, потому что человек начинает шевелиться, когда по-настоящему осознает, что второго такого же пути у него никогда не будет.

Заполучив теорию функций, мир сделался стар и нуждался в переплавке. Практика подтвердила теорию, и выжившие сгруппировались на участке, символически названном "островком Бенедиктыча". Золотой век не терпит случайных пород, а золота так мало. Оно не отягощало тело Веефомита и никогда не звенело в карманах Копилина. А когда человека "забирает всего", у него дикий страх, сравнимый разве что с положением смельчака на ветхом плотике, готового перерезать веревку, но медлящего в понимании, что ещё можно прыгнуть на берег и принять горячую ванну, помять упругую ягодицу и долго смотреть на всевозможные страсти мира, переваривая себя вместе с куриной котлетой. И каждому не хочется именно себя представить на плотике элементарно подыхающим без воды. Гораздо выгоднее посмотреть об этом кино и проникнуться состраданием, становясь ещё более культурным. И когда Копилин видел прыгающих со скалы людей, то не просыпался от ужаса и боли, - он уже знал, что миллионы разобьются насмерть, но один из них полетит. Так учение понимал лишь он один, но в своих работах и публичных разъяснениях не говорил об этом, догадываясь, что давным-давно уже кто-то прыгает, а сам он все ждет: либо весточки от полетевшего, либо полной усталости, надеясь, что, почувствовав приближение смерти, успеет прыгнуть без особого сожаления о приглянувшемся варианте жизни. Этим он обманывал себя и все мучился над высокопарной фразой Бенедиктыча: "Я пережил рай - с Ксенией и видел ад на земле" и гадал, не значит ли это, что Бенедиктыча больше нет, отчего отныне на планете поселятся мыльные пузыри и китайские болванчики. И естественно, что лауреатство и открытие казались ему мелкими достижениями в сравнении с единоличностью Бенедиктыча. Чего же он, Копилин, хотел, если Веефомит был ещё жив, здоров и не развеял по миру свои выпотрошенные иллюзии. Кто может без щемящего чувства смотреть, как усохший приятель достает из портфеля банальные опусы и отчитывается ими за не зря прожитые дни, задыхаясь от бессмысленного волнения? И сильный Копилин продолжал жить, расплющенный пониманием ненужности тончайших ощущений, в ожидании настоящей жизни, которую Бенедиктыч так никому и не пообещал.

В истории, куда он вошел, Копилину было тесно и темно. К тому же его мучили маленькие люди, которые приходили, приходили и говорили: "Я маленький человек, что мне делать. Вы заявили о себе, дав мне понять, что моя функция ничтожна. У меня не хватает сил даже убить себя. Сделайте что-нибудь." И тогда Копилин начал убеждать, что все служит единому. И это правда. Но это не успокаивало просителей. И тогда Копилин проклинал хитрого Веефомита, не принявшего на себя роль основоположника. И они бились между собой, как два голубых финвала, готовые ухватиться за единственную каплю смысла, способного напоить их огромные души. И каждый скрывал единственную маленькую надежду, веря, что если когда-нибудь ушедший сказочник устроит парад воскресших, то он искренне впишет в свой торжественный список имена тех, кого заразил своими мечтами, чтобы тут же нещадно высмеять.

* * *

У Бенедиктыча сегодня много народа. Празднуется день рождения Строева, который восседает на раскладушке у столика, заставленного угощениями. У Бенедиктыча теперь в комнате всего и есть: две раскладушки, столик, чурбаки и кресло. Все остальное он пустил на благотворительность; и, кстати, при нынешнем изобилии все же нашлось несколько калужан (из молодых), желающих приобрести скромную мебель Бенедиктыча. Позже языки будут говорить, что мебель бралась как реликвии. Но сегодня все не так. Сегодня светится весь небосвод, и все тайно и мучительно долго ждут смерти, слухи о которой неизвестно кто распустил.