Камаэль (СИ)

- Нет, нет! - Судорожно зашептал я, пытаясь отговорить брата, хотя, возможно, он меня и не услышал за порывом ветра. А, может, у него были совершенно другие планы по поводу происходящего? Я не знал и жалел о том, что не могу заглянуть в его мысли, душу, найти ответы на те вопросы, что терзали меня. Скорее всего, они бередили и его собственную душу, но за стальным блеском глаз я не мог разглядеть подлинных чувств. Могу ли я быть уверенным в том, что творится во мне самом? Что это за непонятная буря чувств, что за бешеный коктейль из страха, боли, ужаса, непонимания? Откуда ей взяться, когда всё пока что спокойно и мирно, пока никто не рвёт друг другу глотки? Лёгкий, едва ощутимый ветер оглаживал моё лицо, напоминая о том, что мы увели их от матушки, которая когда-то так же гладила меня по щекам, целовала лоб, если я был расстроен или чем-то болен. Ласкала, нежила, любила и сохраняла от всего ужаса, что хранит жизнь. Я словно бы… Восемнадцать лет я жил, словно бы во тьме, думая, что всё знаю, а, что не знаю, могу узнать в любой момент, только открыв книги или Интернет, спросив у матушки. Но с меня сняли эту повязку и вытолкнули на бой с реальностью, жестокой и кровавой, к которому я был совершенно не готов. Вот он - результат. Я, почти обессиленный, лишенный жизненных соков ясной как день и неоспоримой болью, словно бы сходящий с ума, лежу на руках у брата и едва ли могу пошевелить рукой, ставшей похожей на плеть.

А меж тем Виктор нёс меня дальше, вперёд. Звёздное небо, местами затянутое тучами, плавно протекало надо мной, словно золотистый мёд, завораживая своим блеском и притягивая взгляд вновь и вновь. Если бы я только был сейчас в другом положении, если бы не нужно было думать о том, как встать на ноги и помочь брату с любовником, я бы обязательно остановился и простоял так всю ночь, смотря на то, как движется звёздное небо, прислушиваясь к тому, как вращается наша планета. Но в данный момент я мог лишь смотреть и шептать. Прохладная, узкая ладонь коснулась моей щеки, и я моргнул. Тут же вместо звёздного неба я увидел перед собой Габриэля, что чуть успокаивающе улыбался, хотя в его глазах всё так же была вечная мерзлота. Мягко скользнув губами по моему лбу, эльф слегка улыбнулся:

- Всё будет хорошо, Льюис, не переживай. Мы со всем справимся. Ты главное не шевелись и не напрягайся пока - пусть тело накопит энергию. Помнишь, как я тебя учил? Представь поток, подумай о том, как силы вливаются в тебя. Ты справишься, любимый.

Нежный шёпот успокаивал, убаюкивал, словно Габриэль хотел укрыть моё сознание от того, что будет происходить сейчас. Но я этого совершенно не хотел, а потому из всех сил сопротивлялся, рвался к мыслям, которые пытались ускользнуть вслед за касаниями мягких губ Габриэля.

- Тише, мой глупый, тише, мой маленький. - Сладко шептал эльф, тихо напевая под нос колыбельную и всеми силами стараясь погрузить меня в сон. Но на свою голову он успел обучить меня блокам, которые я сейчас с огромным удовольствием выставлял, хотя касания губ в самом деле отгоняли тревоги и тянущую тоску.

- Что, Габриэль, Виктор перестал на тебя обращать внимание и ты переключился на его братишку? - Ядовитым тоном прошипел Джинджер, отпугивая чудесное мгновение нежных ласк моего возлюбленного.

Габриэль с ненавистью глянул на него, выхватывая кинжалы и вставая по левую руку от Виктора. Брат же посадил меня на траву и осторожно прислонил спиной к прохладной шероховатости камня, прямо перед полем боя, сражения, хотя я ещё не знал, с чем мне придётся столкнуться. Пусть и со стороны, но всё же столкнуться. Впереди ещё было столько всего, что я порой начинал жалеть, что не умер ещё тогда, в ванной, в лапах водяных. Это слабость, абсолютно точно. Но разве другой нормальный человек на моём месте не захотел бы того же самого, столкнувшись лицом к лицу с самой смертью, с кровью и отчаянием, гневом и болью? С квинтэссенцией страха и желанием жить, как никогда прежде? Когда в твоих руках трепещет ещё живое сердце поверженного врага, вырванное из его грудной клетки, истекающее кровью, пульсирующее, все ещё силящееся что-то исправить, изменить, разве не чувствуешь ты страх и ненависть пополам с желанием мести? И вот сжимаешь в руках эту сильную мышцу, разгоняющую кровь, прорываешь толстые стенки, оно вздрагивает в последний раз и замирает, обмякая, как обмякает и тело врага. Глаза его стекленеют, кровь всё ещё вяло вытекает из кровавых ран, а ты замираешь. Смотришь на это синевато-бледное лицо с мёртвыми, пустыми глазами, чувствуешь дуновение ветра - эту душа вылетела из тела. Она всё же есть. Каким бы Тёмным он ни был, его Душа существует, но её порывы умирают в зародышевом состоянии. Разве не боишься ты в этот миг, замирая, чувствуя как сама Смерть смеётся над твоим ухом, словно бы оглаживая ледяными пальцами твоё собственное сердце?