Ночью, когда блики луны проведут щупальцами по ковру, ощущая спиной спину моего мужа, я стану думать о любимом, представляя, каким счастьем (хотя бы на десять минут_) стало егоп рисутствие рядом. Отвернувшись к стене, чувствуя каждой клеткой отвратительного и ненавистного мне человека, я буду думать о другом и тихонько позову про себя (словно в действительности касаясь шелковистых волос) «мой мальчик… мой любимый мальчик… пожалуйста, прости меня… мой мальчик, прости меня… мой ласковый, нежный, юный. Мальчик с настоящим мужским сердцем, умеющий любить.» Его юность, его руки и глаза, движения неопытного тела — все это живительный бальзам, возрождающий меня к жизни. Мой нежный и ласковый, словно пахнувший медом и молоком, чистотой и силой юношеской любви, маленький герой моей жизни… Я почувствую в себе столько нежности, которая сможет подобно кокону окутать всю его теплую кожу. И сквозь волну восхищения и блаженства будто от скрипа по стеклу я очнусь, чтобы понять, в какой вымышленной реальности нахожусь. Горькая, невыносимая боль заставит очнуться от приступа. Заставляя вспомнить дорогу, по которой я ухожу. Ухожу (навсегда) из связавшего нас института. Муж давным-давно заплатил за диплом. И за жизнь в другой стране, и за билеты, загранпаспорта, визы, навсегда — через три месяца…. И еще — те глаза, глядя в которые, мне придется это сказать. Когда-нибудь придется сказать — все равно, глядя в эти глаза — голубые, ласковые, добрые, обожающие меня. Светлые.
Так будет. Оставляя — несколько последних часов. Оставляя — восхитительный безоблачный мир, созданный для нас двоих, где ничье чужое присутствие не нарушит сияющего спокойствия душ. Мир, в котором мы станем любить друг друга на продавленной общежитской кровати до степени последнего безумия, уводящего — от времени. От нашей любви. Мир, созданный, чтобы разрушить.
И полностью отдавая себе отчет о скором приближении конца, я закрою глаза, чтобы навсегда сохранить в памяти жар и силу крепкого юношеского тела и боль от вывода, что испытания даются самым сильным. В памяти моей словно кадры цветной фотографической пленки сохранится каждый момент, проведенный с моим мальчиком. С мальчиком — которого я любила. Я увезу их с собой. Каждую черту. Каждое мгновение. И выражение глаз. Застывшие кусочки вечности, отраженные в любимых пальцах. В тех, в которых навсегда остались свет и радость — части моей жизни.
Номер телефона
Он не успел потушить свет. Едва щелкнул замок двери, как она сразу же ощутила его руки на своем теле.
Горячие руки мужчины, которого она так ждала, твердо и решительно срывающие с нее блузку.
— Я хочу тебя…. Я так тебя хочу… — его горячий шепот обжигал кожу, и не понимая, что делает, она следовала за его руками как вода, из-за резкой воздушной бури изменившая свое течение.
Правду сказать, она все-таки пыталась сопротивляться.
— Может быть, не так сразу…
— А когда? Мы ведь знали, зачем сюда пришли, правда?
— Но… Но я…
— Я хочу тебя… Чего нам ждать?
Сопротивления больше не было. Это было бы уже слишком… Сопротивляться дальше означало просто изорвать свою душу, от которой и без того остались одни окровавленные ошметки.
Она три года безумно и безнадежно любила этого мужчину. Три года хитростей, манипуляций, интриг — ради этих жадных горячих рук, неумолимо и немилосердно волокущих ее к кровати. Три года она мечтала именно об этом — о нем, преуспевающем юристе крупной международной фирмы, в безнадежно дорогом костюме, с часами за 100 тысяч евро. О мужчине, который появлялся лишь на крупных международных конференциях, сияя на горизонте, как ясное солнышко. Он был недосягаем, и сводил с ума весь женский персонал их скромной нотариальной конторы.
Она мечтала о нем, прекрасно зная, что такой мужчина вряд ли обратит на нее свое внимание. Слишком много дорогих клиенток — жен и дочек высокопоставленных чиновников и современных нуворишей тормозили свои «Феррари» и «Мазератти» возле его офиса. Слишком много сплетен и слухов… Слишком яркий и сияющий ореол для скромной сотрудницы обыкновенной конторы, никогда не преуспевающей ни в жизни, ни в мужчинах, ни в своем ремесле. Но…
Она любила его. Любила так, как никогда не полюбили бы обладательницы «Феррари» и «Мазератти». Любила каждую его морщинку, каждый неудавшийся жест. И даже каждый его недостаток она с радостью прижимала к своему сердцу, потому, что в нем не было недостатков… Такой, какой он есть, со всеми своими пороками, он был для нее лучше всех.
А пороков его она знала немало. Три года любви не проходят бесследно. И с помощью Интернета, старых связей и случайных знакомств она узнала о нем всё. Но даже истина о том, каким он был, принималась ее сердцем медовым нектаром. Не было такого порока и такого недостатка, который она не смогла бы ему простить.
Она смирилась с потерей своей любви, оплакала ее, и стала жить как с хрустальным гробом, возносимым на пьедестал своего сердца. Так было до того предновогоднего корпоратива, когда по чистой случайности он оказался за столиком напротив нее.