Пока Саша рассказывала, Тонечка рассматривала стол со съехавшей скатертью и одиноким блюдцем посередине.
Это блюдце не давало ей покоя. Оно должно было навести ее на какую-то мысль и все никак не наводило!
– Тоня подозревает бог весть что, – Саша улыбнулась, как бы извиняясь. – Но она у нас знаменитая сценаристка…
– А что вы подозреваете? – неожиданно спросил молчавший до сей поры Федор.
Тонечка рассердилась на «знаменитую сценаристку», это прозвучало как «записная врунишка»!
– Камея, – отчеканила она сердито. – Старая княгиня… то есть Лидия Ивановна, мы так ее называли, княгиней, никогда камею не снимала, и тут она пропала. И шторы! Окна были задернуты шторами. Я ни разу не видела, чтоб она задергивала шторы!..
Федор Петрович улыбнулся:
– Тетя много лет прожила в Голландии, – сказал он так, как будто говорил «она много лет прожила в Пензе»! – А там окна никогда не зашторивают. Священник проходит по улице по меньшей мере дважды в день и должен своими глазами видеть, чем занимается его паства… Зашторенные окна сразу вызывают подозрения в блуде или безделье, что гораздо худший грех, чем блуд, – добавил он, подумав.
– А что Лидия Ивановна делала… в Голландии? – спросила оторопевшая Тонечка. – Да еще много лет?
– Работала в музее Рубенса.
Он опять сказал это так, как будто сообщал, что тетя всю жизнь работала на пивзаводе или в пекарне!
– Подождите, – попросила Тонечка. – Вы ничего не путаете? Может, какая-то другая ваша тетя жила в Голландии? Ваша мама сказала, что не общается с родственниками, и может быть…
– Не может быть, – перебил Федор Петрович. Тонечке показалось, что она сильно его разозлила. – При чем тут моя мама, как вы изволите выражаться?! Тетя Лида проводила со мной гораздо больше времени, чем… другие родственники. Собственно, я вырос у них в доме!
– В Голландии? – уточнила Саша язвительно. Ей не понравилось, что он напал на Тонечку.
– В Риме, – бухнул странный Федор Петрович, бывший Фабиан и бывший лесник. – Когда я родился, они уже жили в Риме.
– Ну, все понятно, – заключила Саша. – В Риме.
Тонечка посмотрела на Федора.
Было совершенно очевидно, что он не шутит и не выдумывает.
Впрочем… может, он сумасшедший?.. Его мать и ее клевреты все время на что-то намекали, на какую-то его ненормальность, так, может быть, это она и есть?!
…А золотые очки?.. А общий вид, который, несмотря на все заклинания о том, что внешность обманчива и ее можно подделать, всегда выдает правду о человеке?..
Можно сделать сто пластических операций и провести тысячу часов у косметолога, но что-нибудь обязательно выдаст – ногти, локти, запястья!.. Что-то из этого обязательно укажет на… то, что изо всех сил нужно скрыть, например на подзаборное детство или голодную юность.
Невозможно перепутать принца и нищего, это вранье.
Невозможно сына извозчика принять за наследника княжеского титула.
Федор Петрович Батюшков – аристократ, только они умеют так виртуозно превращаться в сторожей, или лодочников, или конюхов. Это, кстати сказать, тоже любопытно: прямое превращение как раз возможно, а обратное нет.
– Вы нам расскажите, – попросила Тонечка очень-очень убедительно. – Мы же вас искали и нашли! Значит, имеем право знать! Вот, например, камея.
– Вот, например, камею тете Лиде подарил дядя Филипп, ее муж, – почти перебил Федор. – А дяде она досталась от папы римского.
– А-а-а, – протянула Саша. – Так бы сразу и говорили.
…Должно быть, все-таки не в себе, решила Тонечка, и ей стало грустно. Должно быть, поэтому и служит в сторожке – из-за душевного расстройства.
– Ну, что ж мы стоим, – нарочито бодрым голосом сказала она. – Наверное, нужно пойти и позавтракать!
Ей хотелось остаться наедине с Сашей, чтобы обсудить положение дел, и, кажется, сумасшедший это понял.
– Я тут побуду немного, – сказал он, – с вашего разрешения.
Вдвоем они вернулись в Тонечкин дом и молчали довольно долго, каждая о своем.
Они молчали, даже когда накрывали на стол.
В конце концов молчать стало невыносимо.
– Как ты думаешь, он придет? – Тонечка покрутила в руках четвертую чашку. – Ставить?
– Ты знаешь, а он мне было понравился, – грустно сказала Саша и вдруг боком присела на стул. – Мне редко кто нравится, я требовательная очень. И цену себе знаю. А он понравился!..
– Ну, подожди, – пробормотала Тонечка. – Может, все не так плохо…
– Да, не плохо! А папа римский?!
– Ну, – согласилась знаменитая сценаристка, – Папа, пожалуй, перебор.
– Я утром увидела его и думаю – ничего себе… Какие перемены! Был один человек, стал другой! И такой… симпатичный! В моем мире мужчина не рубит дрова, чтоб накачать мускулы, а ходит в тренажерный зал. И если плавает, то в бассейне, а не в великой русской реке Волге. Исключительно в целях поддержания формы.
– В Орше, – поправила Тонечка.
– Пусть так. Но я подумала, вдруг так бывает, чтоб и дрова рубил, и чтоб поговорить можно?.. И что? Оказалось, что он – папа римский!
– Саш, ну, правда, подожди, – повторила Тонечка. – Он странный, конечно, но все равно на сумасшедшего не похож!
– Ты хорошо в них разбираешься? В сумасшедших? И потом! Ты видела его мамашу?