Камея из Ватикана

Тонечка вздохнула и протянула:

– Да-а-а.

– Ну вот. Яблонька от яблока невдалеке стоит, понимаешь?

– У меня осталось немного икры, которую ты привезла! Давай бутербродов наделаем? – предложила Тонечка.

– Да, – сказала Саша сама себе. – Очень жаль. Почему со мной так всегда?.. Мне уже сорок два года…

– Неужели?! – обрадовалась Тонечка. – И мне тоже! Только я была уверена, что ты младше! А дети у тебя есть?

– Конечно. Совсем взрослые люди.

И Тонечка поняла, что расспрашивать дальше не стоит.

Сумасшедший внук старой княгини завтракать не пришел, и они обе испытали облегчение. Как бы они стали с ним разговаривать, если бы он явился?..

– Его нужно вечером выставить в дом Лидии Ивановны, – решила Саша. – Мало ли! И пойду я работать, Тоня! Что-то в последнее время я расслабилась. Все должно идти по плану.

– Ты уверена?

Саша кивнула:

– Абсолютно. Вот я сбилась с маршрута, и, видишь, ничего хорошего не получается!..

Тонечка проводила соседку, позвонила мужу, поныла, что соскучилась и чтоб он быстрей приезжал. Потом позвонила матери и велела ей не вылезать из дома.

– Если ты намекаешь на шестьдесят плюс, – язвительно сказала Марина Тимофеевна, – то напрасно. Андрей все равно ездит на работу. Так что мы все тут в случае чего перезаразимся, и кому шестьдесят, и кому девятнадцать.

– Настя мне вчера не звонила, – сообщила Тонечка, которой дочь не звонила уж дня три. – Мам, ты скажи ей, что так не годится!

– Тоня, скажи сама! – предложила Марина Тимофеевна. – Я-то конечно! Но и ты должна делать ей замечания! А ты хочешь спокойно жить и ни с кем не ссориться! Это малодушие.

Тонечке стало стыдно за то, что она такая плохая мать.

– Ты ведь даже не интересуешься, как у них проходит обучение на этой самой удаленке!

– Мам, я интересуюсь, но я здесь, а вы в Москве… А отсюда как интересоваться? Только по телефону. Ну, я у нее спрашиваю, как дела.

– Ты считаешь, этого достаточно? Спрашивать, как дела, покупать одежду и обувь и кормить обедом? К этому сводится в твоем понимании общение с детьми?..

Тонечка принялась было оправдываться, что Настя всегда больше любила покойного отца, чем ее, а сейчас дочери уж точно ни до кого нет дела, она поступила в театральный и живет исключительно учебой и мечтами о сцене, и тут вдруг вспомнила о том, что ей на самом деле было интересно.

И это не имело никакого отношения к детям!..

– Мам, – перебила Тонечка себя, – вот скажи мне. Тебе шили туфли в ГУМе?

– Что?!

– А бабушке? – быстро продолжала Тонечка. – Была же какая-то тридцатая секция или что-то в этом роде!.. Для высшего общества и знати!

– Господи, что за вопрос?.. – Марина Тимофеевна подумала немного. – Кажется, у меня были туфли из ГУМа, да. А у твоей бабушки нарядов всегда было полно. Мама любила, когда папа ей покупал обновки. Сама себя она этим не утруждала. – И Марина Тимофеевна засмеялась воспоминанию. – Папа привозил маме туфли из-за границы, но здесь тоже шили, это правда! А зачем тебе?

Тонечка соврала, что для сценария.

– По-моему, именно в ГУМе, – продолжала Марина Тимофеевна, – был какой-то сапожник, армянин, пожалуй. К нему дамы на год вперед записывались. Армянская обувь в Советском Союзе была лучшей, ну, как итальянская в Европе!..

– Мам, а кто мог себе позволить заказывать туфли в ГУМе?

– Господи, ну, члены ЦК! Космонавты и их жены. Знаменитые писатели. Академики, как твой дед. Работники МИДа, наверное.

– То есть просто так никто не мог прийти и заказать?

– Тоня, – сказала Марина Тимофеевна с упреком. – Ты же взрослый человек, читающий! Ну, конечно, не мог!.. С обувью вообще всю жизнь в нашей стране была беда, не купить! Югославские сапоги было не достать, и стоили они бешеных денег!..

Закончив разговор с матерью, Тонечка уселась за письменный стол, взяла ручку и длинную тетрадку на пружинах и начала быстро писать.

…Камея. Шторы.

Блюдце на столе – три вопросительных знака.

Серебряная пудреница.

Племянница-артистка и денежные переводы.

Семейные сокровища.

Внучатый племянник-сторож, не в себе – три вопросительных знака.

Жизнь в Голландии и в Италии – восемь вопросительных знаков.

Сапожник дядя Арсен и туфли из ГУМа.

Тонечка перестала писать и постучала себя ручкой по зубам.

Если туфли заказать было сложно, а мама говорит, что практически невозможно, значит, племянник не врет, и старая княгиня вовсе не была обыкновенной нищей старушкой, которая прожила тридцать лет в Дождеве и до этого еще сорок в Москве.

Майор Мурзин сказал, что «они с Москвы», хотя что он может знать!..

Если Лидии Ивановне туфли шили в ГУМе, то почему не могло быть всего остального, в том числе и папы римского?..

И тогда понятно, что в ее доме искали именно ценности!

Но кому и откуда о них стало известно? И почему именно сейчас?

Может быть, старая княгиня что-то кому-то сболтнула перед смертью?

Тут Тонечка пинками выгнала из своей головы оживившегося было сценариста.