Камея из Ватикана

– Можно подумать, этого нельзя было узнать на лавочке!

Тонечка хотела было возразить, но вошел отец Илларион с подносом, который он тащил за две ручки. На подносе разномастные чашки, турка и плетенка с сухарями и сушками.

– И вот я думаю, – начал он, как будто продолжая разговор, – что уж больно подозрительная кража! Ничего другого не взяли, а ковчежец забрали!.. Именно этот!

– Что забрали? – не поняла Тонечка.

– Ковчежец, – повторил батюшка и улыбнулся. – Ну, ковчег-то знаешь?

Тонечка кивнула не слишком уверенно.

– Да не тот, который Ной соорудил, – сказал отец Илларион. – И не тот, который ковчег Завета, и не тот, что часть иконной доски!..

– Это все ковчеги? – пробормотала Тонечка, чувствуя себя диким человеком.

…Она часто повторяла дочери: «Настя, ты дикий человек!», например, когда та спрашивала, почему «Тихий Дон» считается великим романом.

– Ковчег – ящик. Бывает мощевик, где святые мощи хранятся, это рака называется. А бывает совсем небольшой, как ларец, – ковчежец! Для книг, реликвий всяких. Он у меня дальше всех запрятан был, от досужих глаз да от греха! Никто о нем не знал, только отец дьякон, а его-то и нету.

Тонечка пригубила кофе – вкусный, крепкий! – и потянулась положить себе сахару. Она любила, чтоб сладко.

– Вы расскажите толком, батюшка, – попросила она. – Вы когда пропажу обнаружили?

– Да назавтра после того, как мы с вами в храме на полу отдыхали! Я по верхам в тот же день посмотрел – ничего не взято. Ну, думаю, уберег Господь, спугнули мы лихоимцев. А ночью все думал, думал, и тревога меня взяла за ковчежец. Окоротил себя – спрятан надежно, кто о нем может знать! Утром пришел, открыл тайничок в полу – а его и нету.

Федор Петрович уже не выглядел раздосадованным, слушал с интересом.

– Что за ковчежец, откуда?

– Да все из одного источника, я матушкам рассказывал! Был у нас благодетель из бандитов, Дима Бензовоз, так его звали. Так он в храм жертвовал щедро! Но самый драгоценный дар – этот самый ковчежец.

– Он что, золотой? – спросила Тонечка с жадным любопытством.

– Деревянный он, – словно оскорбившись за реликвию, с сердцем сказал батюшка. – Резной. Ну, серебром отделан, конечно, самоцветами. Другое дело, что принадлежал он царю Алексею Михайловичу Тишайшему и подарен ему был родом Милославских, когда супруга Мария родила первенца Дмитрия. Первенец прожил всего год, считался наследником престола. А царица Мария, как известно, как раз к роду Милославских и принадлежала. Девятнадцать лет Алексею Михайловичу было, когда первенец его родился, и в ковчежец он волосики с темени наследника прятал – так полагалось от сглаза. Только младенец все равно преставился.

Федор Петрович, кажется, изумился.

– Таким вещам место в Грановитой палате, а не в вашем храме, вы уж меня простите.

– То-то и оно! – поддержал отец Илларион. – Только в девяностые перепуталось все, никто не следил, пустили в распыл. Вот Дима и прикупил на каком-то знатном аукционе, в Лондоне, или где они, такие аукционы бывают!

– Если ковчежец был куплен на аукционе, значит, должна быть атрибуция и сопроводительные документы, – сказал Федор Петрович словно с каким-то облегчением. – Без всего этого ваша пропажа – просто старинная вещица… с легендой.

Отец Илларион вздохнул, поднялся, зашарил в кармане рясы, выудил маленький ключик и отомкнул секретер.

Визитеры смотрели на него во все глаза.

Илларион вынул из секретера кожаную папку, аккуратно выложил ее на стол и предложил:

– Ознакомьтесь, если по-английски читаете. Перевод есть, дальше там, но плоховатый. Читаете?

– Читаем, – быстро проговорила Тонечка.

– Тут и атрибуция, и все документы собраны. А я… разоблачусь покамест, жарко что-то.

И вышел из комнаты.

Тонечка и Федор Петрович посмотрели друг на друга. Она пожала плечами, а он покачала головой.

Открыли папку и стали по очереди доставать плотные листы с водяными знаками и британской короной наверху.

– Такого просто не может быть, – сказал в конце концов Федор Петрович. – Давно бы в музей забрали, столько лет прошло!

– Вот именно, – подхватила Тонечка. – Столько лет, про него и думать забыли, про этот… ларец.

– Ковчежец.

– Да. Мало ли тогда всего продавали, прав отец Илларион!

Они продолжали разбирать бумаги с печатями, фотографиями, описаниями, размерами, указаниями веса и цвета камней, с результатами радиоуглеродных анализов древесины и серебра. Примеси, найденные в серебре, были перечислены отдельно.

Вернулся отец Илларион – в джинсах и клетчатой рубахе навыпуск. Теперь он был похож на столичного байкера, а не на сельского священника!

Он посмотрел на бумажный развал на столе, вздохнул, глотнул из своей чашки остывшего кофе и сказал:

– Вот его-то и украли, ковчежец этот. И я даже не знаю, как мне в епархии докладывать!.. Теперь уж точно не в Беркакит, а в Сусуман зашлют.

– Сусуман? – повторила Тонечка машинально, и отец Илларион махнул рукой.

– Поселок такой на Магаданской трассе. Этапы туда приходят из Магадана.

Федор Петрович посмотрел на него, сверкнули очки.

– И никто не знал, где он у вас хранится?

Батюшка покачал головой.