Камень, брошенный богом

— Проводи сеньора. И попроси ко мне сеньору Валери и сеньору Эберж. Я хочу поговорить с каждой перед их отъездом.

Разговаривал он с ними не долго. Обе вернулись от старика взволнованными и нервными. Обе одарили меня взглядами, коими удостаивают в зоопарке коммодского варана. Смесь брезгливости, неприязни и опаски.

На этом наше гостевание в Капагоне закончилось. После скромного обеда, первое, второе и компот, мы отправились в обратный путь. На сей раз, я поехал верхом. Югоне тоже. Валери и Бона не изменили этикету и остались верны карете.

Над изумрудной зеленью леса высокая золотая волна солнца. Провожая, в небе, торжественно чертят круги пара орлов. Держусь в седле с видом принца крови. Позади гремит колесами обоз с бабами и казной, впереди, за лесом и небом, Эль Гураб — вотчина и кормление. Живите и радуйтесь сеньоры! Живите и радуйтесь! Так нет же! В узком месте, где болотце припирает дорогу к столетним соснам, нас остановили два десятка отчаянных молодцов презревших честный труд. Возглавляли разбойную операцию три богатыря: красномордый и криворотый мужчина, облаченный в охотничий костюм, мелко мастный пигмей в дорогом парчовом камзоле и угрюмый рубака со шрамом от уха до подбородка.

— Ренескюр! — окликнул криворотого Альвар, ехавший, как и положено начальнику охраны метрах в десяти впереди.

— Он самый, юноша, он самый, — откликнулся барон. — Что поделать, мир тесен, — и засмеялся, натужно и неискренне.

Охотнички за головами, — невесело подумал я, приглядываясь к решительно настроенному противнику.

— В чем дело? — спросила меня Югоне, весь путь державшаяся со мной стремя в стремя.

— Маленькие дорожные неприятности, — уведомил я путешественницу, за дорогу своими рассказами привившую мне стойкую аллергию к жителям Хейма.

— Граф Гонзаго! — ликующе воскликнул Ренескюр, словно только меня узрел. — Давненько с вами не встречался. Что же вы прячетесь от старого знакомого?

— Я не прячусь Ренескюр, — не согласился я, подъезжая поближе к троице. — Я размышляю, что вы тут делаете.

— Не догадываетесь?

— Представьте, нет!

— Туго соображаете!!! — расхохотался Ренескюр, указывая на меня арапником. Смотрите, други, эдакий болван!

— Вы говорите от своего лица или от лица присутствующих? — спросил я весельчака, медленно сокращая разделяющее нас расстояние.

— От себя лично, — заверил Ренескюр.

Поравнявшись с Альваром, я коротко бросил.

— Баб карауль…

Он все понял.

— О чем вы там шепчитесь, граф? — отбросив веселье, вмешался Ренескюр.

Барон ухарски подбоченился. Он нравился сам себе. Еще бы. Хозяин положения.

— Так! Пара слов.

— Уж не думаете ли вы, что ваши голодранцы с палашами устоят перед удальцами моих друзей?

— Я не думаю. Думать вредно. От этого можешь впасть в занятия неприличествующие благородному происхождению.

— Полноте, граф! — от счастья Ренескюр скосоротился еще больше. — Причем здесь неприличные занятия. Военная вылазка. Ни для кого не секрет, у нас с вами война.

— А здесь что? Фрей или Ильк? — спросил я, со скоростью шахматного компьютера просчитывая беспроигрышный ход. Или на крайний случай патовый.

— Не имеет значения, граф. Теперь это не имеет значения, — веселье у Ренескюра внезапно иссякло. Говорил он с угрозой в голосе. — Попрошу сложить оружие.

— Так просто? — подивился я наивности бывшего дружка Гонзаго.

Есть вещи, которые не сделаешь никогда. Будь ты герой, дурак или последний Иуда. Как раз такой случай. Кому-кому, а красномордой жабе не сдамся, попроси меня об этом весь мир. Не знаю почему, но подмахнуть ему?…Лучше уж на погост босым и не омытым…

— Как вы смеете нас задерживать, — напустилась на Ренескюра Югоне, выехав чуть вперед. — Я маркиза Дю Лаок. Я напишу жалобу императору на ваше самоуправство.

— Как вам маркиза, Бламмон? — спросил Ренескюр угрюмого.

Бандит поморщил нос.

— А вам Рипли?

Пигмей оценил достоинства маркизы выше.

— Жох-баба!

Гогот дружков Ренескюра кипятком ударил по самолюбию. Дальше пошло как в реакторе. Уязвленное самолюбие воззвало к геройскому самосознанию, а геройское самосознание… Вах! Вах! Вах! Аж под ложечкой засосало от перспектив!

Сейчас, сейчас прольется чья-то кровь!* — поддержал я безумство и почти вслух выдохнул. — Пересвет, мать твою!

Поравнявшись с маркизой спокойно произнес.

— Вот славно позабавимся…

Пока говорил, выудил у неё хваленный баттардо. Прикинул разделяющее расстояние до противника и тронул коня подъехать на шаг другой.

— И так, Ренескюр, вам нужна моя шляпа как признание капитуляции? — я поднял руку, будто собирался обнажить голову. — Совсем как маршалу Рюи шляпа Герга IV, просравшего битву при Бриё, а вместе с ней и королевство.

— Не валяй дурака Гонзаго! Мне нужна ваша голова! — ликовал Ренескюр.

Полцарства за…, — пронеслось в голове, и я метнул баттардо.

Метнул, прямо, как волшебной палочкой взмахнул. Начались чудеса. Рипли замер с раскрытым ртом. Бламмон молниеносно рубанул в бок баделером в попытке отбить стилет. Барон, поперхнувшись собственным идиотским смехом, немо задвигал челюстью…

Есть! Стилет торчал из глазницы Ренескюра. Не подвела самурайская рука!