Камень, брошенный богом

Аллея вела через парк. Мимо фонтанчиков в окружении цветников; мимо фазаньей лужайки; по аллее гранитных воинов и аллеи мраморных дев; мимо пруда с золотыми зеркальными карпами; мимо посадок какой-то гадости пахнувшей, что пролитая цистерна французских духов; мимо паркового караула тянувшегося в стойке смирно и от того еще больше шатающегося от выпитого вина; мимо копошащегося на клумбе садовника, и его молоденькой дочки, вызывающе согнувшейся над кустом роз; мимо павильона Флейт в коем уединилась влюбленная парочка слуг, где она играла, но отнюдь не на флейте, а он млел, но отнюдь не от музыки; мимо парковой сторожки, рядом с которой, в песке, возилась веселая конопатая ребятня. Мы поднялись по лестнице, уставленной по бокам скульптурами страхолюдной нечисти, и прошли задним двориком за чудо-часовенкой. Через узкую калитку попали на площадь с еле живым фонтаном, чей струй мотался и прерывался, что напор у столетнего дедули. Прямо за фонтаном, к стене замка приткнулось здание казарм, столь же могучее и древнее, как и стена. На плацу, под конвоем рейтар с обнаженными клинками, в колонну по трое, для компактности, выстроились сидельцы пенитенциария Эль Гураба. Перед строем в сопровождении сержанта быстро прохаживался викарий, отдавая последние наставления. Заключенные слушали его в пол уха и переговаривались друг с другом. На чумазых лицах нельзя было прочесть иных чувств, кроме злой обреченности. Чуть в сторонке, с пухлой папкой подмышкой, испуганно мялся сеньор Трейчке, непонимающе крутил головой, не зная к кому, обратится с вопросом, зачем он здесь.

Мое появление вызвало недобрый гул в среде оборванцев. В задних рядах выкрикнули грубость, кто-то смачно сплюнул, но передняя линия ничего такого себе не позволила. Рейтары с бесстрастными харями сфинксов не собирались церемониться и запросто могли полоснуть железом. Я подошел к строю. Гул в рядах утих.

— Сеньор викарий подал мне прошение на ваше помилование, — начал я вступительное слово. — Мы обсудили и отобрали достойных, ради кого стоит убивать мое драгоценное время. — Я махнул Трейчке подойти. — Списки!!!

Клерк трясущимися руками подал мне бумаги и поспешил отступить подальше. Его благородный нос оскорбляли вонь, идущая от заключенных, не знавших воды и мочалки с эпохи динозавров. Для значимости я еще разик пробежал список. Викарий дописал пару фамилий, посчитав его не достаточно полным.

— Предположим, я сейчас всех скопом отпущу. (В рядах оживление и нарастание гула.) Я сказал, предположим! (Гул добавил децибел, в основном из-за возросшего излияния отрицательных эмоций) Дальше что? Вернетесь к близким, у кого они есть. На землю, у кого она не конфискована. Займетесь честным трудом, если будет к чему приложить руки.

— На кой хер вытащил тогда из подвала? Речи послушать? — зло буркнул, стоявший левея меня худощавый оборванец.

— Кто это? — ткнул я пальцам в говорливого.

— Иерг Гуг, — ответил викарий. Я помнил, имя заключенного стояло первым в списке на амнистию.

— На такой, pojillero[53]

Иерг Гуг, — не постеснялся я крестьянского сленга, — что бы предложить тебе, двойной земельный надел в пойме Мут, либо Озерном крае, либо по берегам Лаи и Рин, по твоему выбору. Освобождение от налогов на год и последующий год на треть. Беспошлинную продажу произведенного товара на ярмарках в пределах Эль Гураба и половину пошлины за пределами манора. Обучение детей, если имеются, за счет твоего сюзерена, то есть меня, в школе, под патронажем сеньора викария.

Гул в одночасье смолк. Было слышно, как на флагштоке трепыхнулось знамя, третьей рейтарской роты, охранявшей стены замка.

— А взамен? — спросил стоящий сразу за Гугом, босяк, худой, что обглоданный зайцами осиновый прут.

— Что взамен? — повторил за ним Гуг, находившийся в прострации от сделанного ему предложения.

— Взамен, — пояснил я тощему и Гугу, повышая голос, — отслужите копейщиками ровно три дня.

— Три дня? — зачарованно переспросил Гуг.

— Видать припекло, коли обещаниями сыпет чисто мельница муку, — толкнул его в бок тощий. — Все одно обманет.

— Припекло, припекло, — не стал скрывать я. Не дураки — сообразят. — Вот и возьмите свой интерес!

— Три дня? — ждал от меня ответа Гуг.

— Если больше, умножаем обещанное на два.

— Обманет! — выкрикнули из-за спины Гуга. — Ему не впервой.

Дискутировать с толпой пустой номер. Будь ты Шаляпин, пять десятков глоток не переорешь, и трижды Цицерон не переспоришь. Я повернулся к клерку:

— Сеньор Трейчке. Оформите сказанное мною в документы и отдайте, сеньору викарию. Да и добавьте. В случае гибели кормильца, вышеуказанные льготы пожизненно получит его семья и дополнительно к тому сто реалов подъемных. Сержант, подержите их с часик, пока успокоятся и гоните в шею. Тех, кто согласится, начинайте экипировать и по возможности учить. Маршалси попрошу вас задержаться здесь на случай непредвиденных обстоятельств. И разыщите среди этой абордажной команды неудачников некоего Доэля. Он свободен прямо сию минуту.

— Ведь обманешь же, — не унимался Гуг, кипя от досады и нежелания купиться на пустые посулы.