Камень, брошенный богом

— Вы не посмеете, — упорствовал Берг в своих заблуждениях. — Вас вызовут в Имперский Суд и Суд сословий. И за самоуправство отнимут титул графа.

— Беспокойтесь сеньор Берг о себе. Скажем так, если в течение декады в моей казне не прибудет на восемьдесят тысяч реалов, я посажу вас в такую дыру, где даже тараканы не живут. Когда наступит срок вас отпускать. Опасаюсь, сам лейб-медик двора не возьмется за ваше лечение.

— Я императорский ленник, — напомнил мне Берг. — Больше чем на три декады вы меня не посадите. А на три декады моего здоровья хватит.

— Как сказать! Я посажу вас в компанию с Додо, — сочинил я на ходу. — Знаете, за что он там сидит в каталажке. За ско… то… ло… же… ство, — по слогам произнес я, дабы спорщик и законник на слух определил, что ему грозит. — Я вам не завидую Берг. Додо сидит год, но, увы! тюрьма не деревенский выпас ему так давно ничего не перепадало.

— Как вы смеете!!! — возмущению Берга не было границ.

— Я смею, — рассмеялся я над запаниковавшим бароном. — Не хотите ли процитировать по такому случаю что-нибудь из Реенталя? Трейчке принесите свод барону. Освежить память… и на случай прикрыться от домогательств.

После столь скорого, но справедливого суда, я сопровождаемый Маршалси отправился восвояси. Выцепив в суете слуг Арно, распорядился готовить столы изобильные, вина нескончаемые, фанфары всегласные в ознаменование победы и избавления от недругов и пацаков. Пережидая приготовления к гусарскому мальчишнику, мы уединились покалякать во все той же библиотеке за бутылочкой "Молока лозы".

— И так господин лейтенант, — объявил я герою, после первой чары, — здесь мы задерживаемся край три дня. После чего отправляемся в Тиар, куда собственно и держали путь. Возможно, акцентирую, возможно, завернем в Галле к епископу, но это зависит от некоторых обстоятельств.

— А чем тебе здесь не житье? — спросил Маршалси перед второй.

— Меня здесь не любят, — спрятался я за усмешку.

— Опять мутишь Вирхофф?

— Понятно мучу, — поскупился на объяснения я, но не пожадничал на выпивку. Третья зарядилась до краев.

— Будь по-твоему, — согласился Маршалси без особой радости.

Мы душевно помолчали, допив остатки вина. Пришел слуга, по случаю торжеств наряженный в золотом тканый камзол и страусиновые перья и пригласил к столу.

— Ну что ж, настала пора чествовать героев, — по-приятельски похлопал я Маршалси по плечу, и мы отправились к месту сбора овеянной славой гвардии.

Нет! Если справедливость на белом свете! Назовите мне уголок тверди земной, где бы упомянутая особа, не отворачивала свой прекрасный лик от таких как я, горемык!

Я успел сделать в сторону счастья ровно десять шагов. Десять шагов по чудесному коридору, устеленному полосатой дорожкой, десять шагов вдоль стен драпированным цветастым шелком, десять шагов мимо бюстов предков и панно с сатирами и нимфами, десять шагов под алебастровым потолком в алебастровых розах и алебастровых виньетках. Там где коридор входил в круглый зальчик уставленный вазами с ярко-зелеными фикусами, колючими акациями и прочей комнатной растительностью меня стерегла служанка Валерии.

— Ваше Сиятельство, — легкий реверанс в мой адрес, — вас просят навестить Их Сиятельство.

— Кто просит? — разгневался я на деву.

— Их Сиятельство, сеньора Валерии.

— А подождать с визитом Их Сиятельства не может?

— Нет. Просили зайти тотчас.

Говоря со мной, служанка стояла посреди дороги, что айсберг на курсе Титаника. Ни влево, ни вправо не увернуться.

— Ступайте лейтенант, — вынужден был расстаться с Маршалси я. — Мое отсутствие не продлится слишком много времени.

Я проследовал за белобрысой. В эти мгновения, сам себе я напомнил революционера-семинариста, которого припутала царская охранка.

На этот раз служанка не докладывала. Распахнула дверь и впустила меня в покои. Злопамятный мопс поднял уши и по-взрослому рыкнул. Однако рассмотрев меня, поспешил спрятаться за подушки на диване.

Заводным солдатиком, я без задержки, проследовал в спальню. Валери сидела на краю кровати и смотрела куда-то в угол.

— Знаете, сеньора, — наболевшее рвалось наружу, и я готов был выплеснуть обиды наружу, особенно пройдясь по поводу использования меня как к мужчины. Валери подняла глаза, и я заткнулся в начале речи. У киношного вампира глаза и то бледнее. А тут представляете в рубиновом ореоле черная точка зрачка. Ух!!! Мороз по коже!

— Вы хотели, что то сказать? — спросила Валери.

Я промолчал.

— Вас смутил цвет моих глаз, — она не сводила с меня своего упырьего взгляда.

Опять промолчал.

— Второе драже, — подсказала Валери. — Следовательно, вы знаете, зачем вы здесь? — и, глядя прямо мне в глаза медленно спросила. — Лех фон Вирхофф? Кажется, так вас зовут?

17.

Ровно через два дня, как отгремели литавры побед, отпела звонкая медь хвалебных труб, роздали все пряники и всыпали все плети, попили и поплясали на хмельном пиру победители, наша славная компания: я, Маршалси и Амадеус, верховыми въезжала в Галле.