-Нет,- отрекся, с чистым сердцем, профессор.- С коровами и овцами имею иной раз дело по службе, а лошадей давно в глаза не видел.
-А я наоборот!- Ветеринар обрадовался тому, что нашел человека, так удачно его дополняющего.- Коров не признаю, а лошадей обожаю. Мы с вами хорошую бы пару составили...
Профессор примолк, не зная, как отнестись к этому комплименту, потом вспомнил о шубе, заерзал, заволновался.
-Хорошие чучела, между прочим, делает,- отрекомендовал Воробьев своего таксидермиста.- Можете, в случае чего, обращаться...
Тут подоспел Пирогов.
-А мне-то они зачем?- ввинтил он, ни в чем не разобравшись.- Покойников потрошить и мумии из них делать?
Профессор и на него уставился с искренним недоумением, Воробьев же оскорбился:
-При чем здесь мумии? Если я чучела люблю?.. Может, для того и охочусь... Все-таки нет в вас выдержки, Иван Александрыч..
-Есть такая беда,- охотно согласился с ним Пирогов.- Всю жизнь маюсь из-за этого...
Профессор посмотрел на часы, ужаснулся увиденному, изломил дугой брови, взвился над стулом, взмолился:
-В чем все-таки задача наша?! Я вникнуть никак не могу!
Воробьеву, уже раздосадованному Пироговым, не понравились ни этот изгиб бровей, ни трагические интонации:
-Разговариваем... Так просто нельзя посидеть? Редко же видимся...
-В этом кабинете?!
-А чем вам мой кабинет не нравится?- насторожился Воробьев.- Он для всего годится...- и, выдержав надлежащую паузу, пошел затем, в интересах дела, на попятную, на уступки:- Хотя можно и начать, с другой стороны...- Он оглядел докторов, сидевших вперемежку в белом и в черном, как фигуры на шахматной доске:- Отчего у нас инфекции в гору пошли - вот чего мы собираемся. Что это за болезнь такая, которой переломить хребет нельзя?
Профессор взметнулся над столом выше прежнего.
-Так выяснили уже! Бруцеллез, афтозная форма! Вам не передавали разве?!
У Воробьева оставались сомнения на этот счет, и он обратился к Пирогову:
-И вы так считаете?
-Так прямо и говорить?- потянул тот.
-А как же?- отвечал тот снисходительно.- Партии говорят только правду.
-Ну если партии, то я тоже так считаю. Профессору виднее. Он специалист по этому заболеванию...
Воробьев уже явственно почувствовал во всем этом обман и злой умысел, но в заговоре участвовало слишком много участников. Он отступил:
-Докладывайте, Анна Романовна.- Милиция тоже иногда оказывается беспомощна - до поры до времени, конечно.
-Я мало что знаю,- сказала она, поднимаясь в качестве ведущего конференцию.- Их вела Ирина Сергевна - она бы лучше все рассказала... Может, ее позвать?..
-А вы не можете?..- Воробьев и ее уже заподозрил в двуличии.
-В общих чертах только... Они как-то мимо меня прошли... Я не знала, что мне их докладывать придется...
Это была сущая правда. Так уж получилось, что она ни одним из больных не занималась, а тем, что не имело к ней прямого отношения, не интересовалась: для своих дел не хватало сил и терпения, а для чужих-то? (Она была напрочь лишена врачебного любопытства и слишком твердо стояла на земле, чтобы витать в облаках и читать по звездам,- в этой сфере ее интересовали одни погодные предсказания.)
-Про случаи мы все знаем.- В Иване Александровиче заговорило вдруг коллегиальное чувство, и он помог ей.- В прошлый раз говорили. Что-нибудь новое появилось?
Он задел Воробьева за живое: помощь врага никогда не приходит вовремя.
-Появилось. Давайте другую сторону заслушаем.
-Какую?!- завопил профессор.- Во всем этом деле одна только сторона! Моя!
-Докторов по скотине,- и Воробьев кивнул ветеринару:- Давай, коновал, соревнуйся...
Его протеже оказался лучше докторов подготовлен к симпозиуму. Он по заданию секретаря съездил накануне в Тарасовку и привез оттуда впечатления, которые постарался облечь в переплет, достойный испорченной сыном книжки.
-Сообщаю,- сказал он, и это было последнее употребленное им современное слово.- На языке и губах у осмотренных заметил я мутные прыщи, в иных местах лопающиеся...- здесь он, волнуясь, подглядел в черновичок,- и образующие красные язвы, подобные широким ссаднениям. У одного сосунка кожа сошла с языка чулком и оголила красное мясо...
-У кого?!- ужаснулся профессор: до него никак не могло дойти, что его пригласили наряду с ветеринарами.- Мне этого не показывали!
-У коров,- укоротил его Воробьев, восстанавливая порядок.- Тоже послушать иной раз не мешает. Хорошо же излагает. Говорит понятно.- В его устах это было высшей похвалой: он за свою жизнь наслушался столько путаницы и невнятицы, что другому хватило бы на десять - в старых же оборотах речи ему слышалось что-то родное, петровское.- Не мешайте. Если сами не умеете...- Профессор на этот раз не подскочил, а, напротив, только глубже вжался в стул: и взлет и спад эти были у него как бы две волны одного душевного порыва...
-Прыщи между копытами,- продолжал вводить его ветеринар в соблазн и в искушение,- тоже трескаются, сходят и струп оставляют. У двоих ноги вспухли и сошло копыто. Те же грозди на сосках и на вымени. Не иначе как молоко должно быть заразное...