Каменная баба

Было студено и с каждым часом морозило все сильнее. Она вышла из ворот. Избы двумя черными рядами выстроились вдоль уличного пробела. Сзади послышался стук и перезвон посуды: хозяйки присоединились к кухонным помощницам, и мытье пошло вдвое быстрее прежнего. Во дворе стоял теперь только газик хозяина. Дом, который днем высился и красовался у всех на виду, теперь скрадывался в сумерках - сама яичная желтизна его темнела и постепенно сливалась с черной синевой неба. Настроение ее пошло на поправку: баня ведь, как писали старые авторы, не только здоровит тело и прочищает кожные поры, но и сообщает духу крепость и успокоение. Она вознамерилась пройтись по Александровке, чтоб познакомиться с ней поближе, и только двинулась в сторону противоположную той, откуда приехала, как от забора напротив отделилась старая женщина, закутанная в шаль до колен и похожая на великовозрастную сироту. До этого она стояла неподвижно, не обращая внимания ни на брызжущий светом и гремящий посудой дом, ни на саму Ирину Сергеевну: та решила, что она ждет здесь кого-то. Так оно и вышло, но оказалось, что она имела к этому самое непосредственное отношение. Женщина пошла к ней и обратилась шепотом, странно звучащим среди пустынной улицы; лицо ее было со всех сторон закутано шалью, оставлявшей посреди узкий морщинистый треугольник.

-Вы детская докторша будете?

-Да. А что так неслышно говорите?

-Внук заболел,- не отвечая на лишние вопросы, сказала та.- Не подойдете?..- и глянула просительно и настоятельно разом.- Дочка хотела очень... Может, найдете время? Мы благодарны будем, не сомневайтесь..

Теперь Ирина Сергеевна пропустила мимо ушей ненужные заверения в благодарности.

-Где дом ваш?

Та неожиданно сробела:

-Прямо сейчас?.. Потом, может?

-Почему?

-Вы ж в гостях?

Ирина Сергеевна начала испытывать нетерпение: была сыта по горло своею гостьбою.

-Не очень болен?

-Хуже не бывает.

-А чего ждать тогда?..

Бабка помялась, признала ее правоту, уступила и ей, и зову собственного сердца, повела к себе, соблюдая при этом непонятные для Ирины Сергеевны меры предосторожности: шла впереди, в нескольких шагах от нее, не оборачивалась и как бы указывала дорогу закутанным в шерстяную шаль туловищем...

Изба, куда она ее привела, была нищая, как многие другие здесь: Ирина Сергеевна уже к этому привыкла - но опрятная и чистая. Их встретил старик, молча вышедший из полутьмы жилища и столь же безгласно потом в ней растворившийся. Молодая мать, с виду потерянная, беспомощная и тоже словно немая, провела их к ребенку. Тот лежал в глубине избы, в духоте и сумраке, считавшихся здесь полезными для здоровья: из завешанной тряпками кроватки слышалось частое и прерывистое дыхание.

-Живем так,- извинилась бабка, представляя таким образом и избу, и ее обитателей; она успела смотать с себя платок, и лицо ее из треугольного стало обычным, овальным.- У нее муж сидит,- сообщила она, во избежание прочих объяснений.- Год дали за хулиганство. Перебиваемся, как можем. Ему еще посылки надо посылать. Не кормят их там, что ли?

-Сын ваш?

-Зять, милая, зять - какая разница? Все - одна семья, другой не будет. Вылечи его, а то эта руки на себя наложит...

Молодая, занятая в эту минуту распеленыванием ребенка, заметно дрогнула.

-Дайте!- потребовала Ирина Сергеевна: в ней вдруг начало закипать глухое раздражение, обычно ей не свойственное,- видно, она напрасно пила за обедом водку.- Разверните его!..

У нее не было с собой трубки, она слушала ухом, но и без нее было ясно, что у ребенка тяжелая пневмония.

-Надо в больницу везти,- не допускающим возражений голосом (хотя никто с ней не спорил) сказала она, и бабка, которая принимала решения в этой семье, вначале усомнилась в правильности выбора, но, заглянув в ее каменное лицо, пошла на попятную:

-Надо так надо.

-Надо бы сбегать к Софрону вашему, машину сюда пригнать, но, боюсь, быстрей будет на руках отнести - здесь рядом. Оттуда уже поедем... Оденьте его...

Мать стала покорно облачать ребенка в теплое, бабка - кутаться в шаль, а Ирина Сергеевна воспользовалась мгновением, чтоб еще раз оглядеться. Странная мысль пришла ей тут в голову: отчего ей так трудно давался тот дом, блестящий и преуспевающий, и так легко было в этом, затерянном среди других и терпящем бедствие... Но в следующую же минуту она, занятая делом, забыла праздные сомнения, и вопрос этот (роковой для российской интеллигенции, которую, как известно, сердце тянет в одну сторону, а ноги несут в другую) так и остался не отвеченным, повис в спертом, душном воздухе...

Они подошли вчетвером: с бабкой, матерью и ребенком - к дому Софрона, вызвали Ивана Александровича. Тот успел домыться, после этого снова выпить и, распаренный, с красным лицом, в приподнятом, с дурашинкой, настроении, предстал перед ней на нетвердых ногах, в распахнутом тулупе, с болтающимися в разные стороны наушниками меховой шапки.

-Куда ты делась? Тебя здесь все хватились...

Это была заведомая ложь, и она посмотрела на него иными, новыми глазами.