Каменный убийца

– Это отвратительно. Хотите глотнуть?

Она протянула ему бутылку. Бовуар прищурился, с удивлением увидев улыбку на ее непривлекательном лице.

Несчастная женщина. Уродина в такой красивой семье. Хотя он и не был большим почитателем Морроу, но не мог отрицать, что они красивы. Даже покойница, раздавленная, сохранила некоторую красоту. А эта, хотя и вполне живая, не имела никакой.

– Нет? – Мариана сделала еще глоток и снова поморщилась, но бутылку не поставила.

– Насколько мало вы ее знали?

– Она была на десять лет старше меня и уехала из дома, когда мне еще и двенадцати не исполнилось. У нас было мало общего. Она увлекалась мальчиками, а я – мультиками.

– Похоже, вы не очень сожалеете о ее смерти. Вас это даже, кажется, не печалит.

– Я была воспитана в лицемерной обстановке нашей семьи, инспектор. Я сказала себе, что не буду такой, как они. Я не желаю скрывать свои чувства.

– Это нетрудно, когда и скрывать-то нечего.

На это она не нашлась что возразить. Бовуар заработал очко, хотя и проигрывал допрос в целом. Если во время допроса говорит главным образом следователь, это плохой знак.

– Зачем демонстрировать все свои чувства?

Улыбка на лице Марианы сменилась серьезным выражением. От этого женщина не стала привлекательнее. Теперь она казалась мрачной уродиной.

– Я выросла в «Дисней уорлд». Снаружи он смотрелся неплохо. Для того и строился. Но внутри все механическое. Никогда не знаешь, что там настоящее. Слишком много вежливости, слишком много улыбок. Улыбки стали меня пугать. Ни одного слова поперек. Но и ни одного слова поддержки. Ты никогда не знаешь, что люди чувствуют на самом деле. Мы держали свои чувства при себе. И до сих пор держим. Все, кроме меня. Я почти обо всем говорю честно.

Занятно, каким важным может оказаться всего одно слово.

– Что вы имеете в виду, говоря «почти»?

– Глупо было бы сообщать моей семье все.

Она вдруг стала жеманиться, чуть ли не заигрывать с ним. У него это вызвало отвращение.

– И что вы от них утаивали?

– Всякие мелочи. Например, чем я зарабатываю на жизнь.

– Чем же?

– Я архитектор. Проектирую дома.

Бовуар подумал, что знает, какие дома она проектирует. Дома, которые призваны производить впечатление, безвкусные, претенциозные и большие. Громкие дома, в которых на самом деле никто не живет.

– Что еще вы от них скрываете?

Мариана помолчала, оглянулась, потом подалась вперед:

– Бин.

– Вашего ребенка?

Она кивнула.

– И что такое с вашим ребенком? – Перо Бовуара замерло над блокнотом.

– Я им не сказала.

– Не сказали, кто отец?

Он нарушил главные правила допроса. Ответил на собственный вопрос. Мариана отрицательно покачала головой и улыбнулась.

– Конечно, этого я им тоже не сказала. На этот вопрос нет ответа, – загадочно произнесла она. – Я не сказала им, кто Бин.

Бовуар вдруг почувствовал озноб.

– И кто же Бин?

– Вот именно. Даже вы не знаете. Но как это ни печально, Бин приближается к подростковому возрасту, и вскоре это станет очевидно.

Бовуару понадобилось несколько секунд, чтобы оценить услышанное. Он уронил авторучку, она покатилась со стола и упала на устланный ковром пол.

– Вы намекаете, что не сказали вашей семье, мальчик Бин или девочка?

Мариана Морроу кивнула и сделала большой глоток настойки.

– Вообще-то, вкус не так уж и дурен. Наверно, ко всему можно привыкнуть.

У Бовуара на сей счет были сомнения. Он вот уже пятнадцать лет работал со старшим инспектором, расследовал убийства, но так и не мог привыкнуть к невменяемости англичан. Она казалась ему бездонной и бессмысленной. Кем же это нужно быть, чтобы скрывать пол своего ребенка?

– Это моя маленькая дань моему воспитанию, инспектор. Бин – мой ребенок и моя тайна. Не могу вам передать, как это здорово – знать что-то, о чем неизвестно этой семейке, которая знает все.

Вот долбаные англичане, подумал Бовуар. Если бы он попытался выкинуть что-нибудь в этом роде, матушка огрела бы его скалкой.

– А сами они не могут спросить у вашего ребенка?

Мариана разразилась смехом. Капельки помидорного сока упали на сосновый стол перед Бовуаром.

– Вы шутите? Чтобы Морроу что-то спрашивали? И тем самым расписались в своем незнании? – Она заговорщицки подалась вперед, и Бовуар невольно тоже подался ей навстречу. – В этом-то и весь блеск. Мое лучшее оружие – их самомнение.

Бовуар с отвращением отпрянул от нее. Неужели женщина, мать может поступать так? Его мать готова была бы умереть за него, убить, если бы ему грозила опасность. Это было естественно. А то, что сидело перед ним, было неестественным.

– А что вы будете делать, когда это перестанет быть тайной, мадемуазель? Когда Бин повзрослеет? Или просто расскажет им про себя?

Будь он проклят, если спросит про пол ее чада. Он не доставит ей удовольствия, признав, что ему это интересно.

– В моем распоряжении всегда есть имя Бин, чтобы мучить ее.

– Ее?

– Мою мать.

Бовуару невыносимо было смотреть на эту женщину, которая родила биологическое оружие, нацеленное на ее мать. Он начал думать, что убили не того члена семейства Морроу.

– Кому могло понадобиться убивать вашу сестру?

– Вы имеете в виду кого-то из нас?