Камерная лирика

За соломинку рифм

Может ли лишение свободы, заключение в тюрьму исправить или хотя бы улучшить человеческую природу?

Основное производство российской тюрьмы – изготовление рецидивистов.

Самое рентабельное производство российской тюрьмы – изготовление спецодежды для сотрудников спецслужб, обязанных, в частности, ловить и изобличать тех самых рецидивистов.

Самое массовое производство российской тюрьмы – изготовление стихов.

Из любой чепухи вы лепили стихи.Весь барак, как дурак, бормотал, подбиралрифму к рифме и строку к строке.

Эти строки Бориса Слуцкого о лагерях давно ушедшего времени, но и в сегодняшних бараках, внимательно осмотревшись, сразу же обнаружишь арестанта, затаившегося в своем закутке, откуда он изредка взыркивает на окружающий его мир опасливым глазом. Если он роет тоннель для побега или замышляет какое иное запрещенное безобразие, его взгляд так и останется острым и насторожливым. Но глаза нашего арестанта, не обнаружив ничего угрожающего, сразу же становятся отсутствующими. Точнее, устремляются в какие-то забарачные дали, где он, безо всякого сомнения, кайфует в полный мах, вместо того чтобы становиться на путь исправления и тяжкими душевными (или по крайней мере – телесными) страданиями искупать свою вину, как это предполагалось судьей при изготовлении приговора.

А если осмотреться совсем внимательно, то отыщется и еще один похожий счастливец. И даже не один…

Они морщат и почесывают упрямые лбы и шевелят слова во рту, подыскивая складное, находят примерно подходящее, мнут его жесткими губами, подгоняя в оконцовку строки, откусывают или изгибают через зуб выпирающее из ритма – сбивают строфу…

Никакой идиллии, описанной Слуцким, никакого нарочито открытого и чуть ли ни совместно-барачного творчества. Это могли себе позволить профессионалы-литераторы или профессионалы-читатели. Наши тюремные сочинители в основном прибились к поэзии из очень далеких от нее занятий. Они внезапно открыли радости складной речи и дотумкали, что рифмованное слово стоит много дороже обыкновенного, потому что дается много труднее. Это тебе не ля-ля-базар, а очень даже непростое дело. Главное сыскать звучное слово. И в рифму…

Рифму сыскать – дело старательское, одинокое и укромное. В мире, где всех благ в нехватку, рифмы тоже валом не валяются. На всех не хватит, и потому никакой дурень не станет искать в этом деле помощи у других. И сам не поможет…

Стихосложение в тюрьме более всего похоже на болезнь. На заразную болезнь… В легкой форме ею переболели практически все арестанты, но выздоровели далеко не все. Многие обнаружили, что поэтическая хворь оказывается очень неплохим способом «отсидеть» срок. В какой-то мере это практически оптимальный способ «сидения».

Человека, занятого строками-строфами-рифмами, по-видимому, оберегает сама Эвтерпа.

Он не упирается башкой в повсеместные нарушения каких-то его прав и, следовательно, не встает на путь обличений и конфронтаций. Он даже не замечает всех этих нарушений. Конечно же, до какой-то степени, но и тюремщики, как правило, тоже чувствуют грань, которую не следует переступать. В общем, в большинстве случаев тюремная администрация вполне миролюбиво и снисходительно относится к тюремным поэтам.

Тюремное сообщество даже в лице самых правильных авторитетов относится примерно так же. Может, чуть более снисходительно и зачастую смотрит сквозь пальцы на всякие мелкие косяки погруженных в творчество сидельцев. Иногда и у самих авторитетов просыпается что-то поэтическое. Не до такой степени, конечно, чтобы рифмы сочинять, но не совсем угробленная душа просит вдруг какой-то лирики. Тогда поэт-арестант получает выгодный заказ и за пачку сигарет сочиняет оду матери авторитета, или подруге, или вообще заочнице… Короче, и с этой стороны жизнь тюремного поэта складывается счастливо и безмятежно. Сиди – не хочу…

Бывает, эта зудящая потребность самопального творчества вырывается откровенно талантливыми строками, и это – единственная польза, которую приносит отечеству отечественная тюрьма. И польза немалая, особенно держа в памяти тот факт, что тюрьма эта нередко пропускает через себя очень подготовленных и очень одаренных сограждан, разворачивая их, так же как и всех остальных, в занятия стихотворчеством.

Казалось бы, что вольные граждане должны бы и не помышлять о тюремной теме в своих творческих устремлениях. Да просто из элементарного суеверного мракобесия, которым все мы охвачены практически поголовно, – из опаски привадить беду, заразиться этим социальным вывихом, накликать на себя тюрьму, от которой, как известно, не назарекаешься.

Однако вся наша воля так мощно пронизана тюрьмой, что сколько ни жмурься и ни отворачивайся, а тему эту из башки не вытряхнуть. Да и глянь чуть иначе и сразу обнаружишь, что наша воля – всего лишь предзонник тюрьмы.