Она отставила тарелку с нетронутым салатом. Пожелав Фрэе спокойной ночи, двинулась вглубь дома. В голове стучала только одна мысль: спать, спать, спать! Забыть обо всем и в постель. Однако, заметив в гостиной сестру, Тахоми помедлила.
Рабия откинула на спину длинный прямой хвост. Волосы она убрала под бандану, чтобы не лезли в лицо. Перед ней на кофейном столике лежал ноутбук. Во мраке комнаты выделялись светлая майка и просторные шорты. Сестра забралась в плетеное кресло с ногами, обхватив колени руками, она смотрела на яркий в темноте экран и время от времени набирала текст на клавиатуре.
Быть может, с возвращением Сатина в этом доме наконец-таки воцарится долгожданная гармония, так необходимая, когда за стенами каждый день происходит что-то страшное.
Рабия скрестила руки на животе, с шумом спуская ноги на пол.
– Эваллё пришла повестка в армию. Столько вариантов перебрала, ничего не приходит в голову, – устало произнесла она. – Нельзя позволить забрать его. Там быстро поймут, что с Эваллё что-то не так. И, что больше всего тревожит, – рядом не будет никого, способного хоть как-то ему помочь. Мы уже около года оттягиваем. Если они заявятся к нам в дом, им ничего не будет стоить забрать Эваллё. К сожалению, он не позволит опускаться до взятки.
– А Эваллё что? Он осознает серьезность ситуации, в которой оказался? Знает ведь, и даже виду не кажет. Что за человека ты воспитала? Кремень – всё нипочем.
– Нет, – усмехнулась Рабия, откидываясь на спинку кресла. – Я воспитывала в нем ласку.
Мысли не давали заснуть. Напротив кровати тихо шелестел вентилятор. Основной поток воздуха приходился на брата, и Маю почти не перепадало. От духоты не спасали даже открытые нараспашку окна.
Жаркая простыня сбилась в ногах.
Маю ожидал, что его начнут разыскивать. Если к поискам подключат полицию, тогда не избежать всех этих объяснений с родителями.
А что он скажет в свое оправдание, как объяснит побег из академии? Маю до сих пор мечтал туда вернуться, но понимал, что хочет остаться здесь, не убегать ни от кого и не прятаться. Он разрывался между возвращением в Театральную академию, где принесет искренние извинения директору за свой побег, разрывался между семьей, между страхом и долгом. По его следу наверняка уже кого-то отправили. Он коснулся того, о чем лучше было бы никогда не знать. Наставник проявил к нему благосклонность, а Маю обманул его доверие. К нему отнеслись с теплотой и дали почувствовать себя значимым звеном, а что сделал в отплату он сам?
– Ты меня заколебал, – оторвал от мыслей полусонный голос брата с нижней койки. – Ты хотя бы одну ночь можешь дать мне поспать? Тебе и самому не помешало бы выспаться перед занятиями. Так в чем же твоя проблема? Можешь перестать ёрзать?
– Мне не спится, – пробурчал Маю, прижимаясь щекой к нагретой подушке.
Эваллё поднялся с кровати и взъерошил свои волосы. Его фигура маячила тенью по комнате.
– Когда мне не спится, я учу эстонский.
Зашелестела гладкая скользкая наволочка из набивной бязи, когда Маю энергичным движением приподнялся с подушки и сел.
– Совсем не хочется спать. – Голос был настолько уставшим, что в собственные слова верилось с трудом. – Когда я закрываю глаза, мне начинает казаться, что открой я их сейчас, и окажусь в академии… Сейчас я точно вижу сон, а потом мне предстоит проснуться и эта комната исчезнет.
Эваллё зажег свет и подошел к стенному шкафу, где висели вешалки с костюмами и мнущейся одеждой.
– Выключи, – потребовал мальчик раздраженно, закрывая глаза кулаком. – Обалдел, что ли?!
– Я забыл снять линзы.
– Какие еще линзы? – пробубнил Маю себе под нос.
Старший брат открыл дверцу, где на внутренней стороне висело зеркало в полный рост. Как раз недалеко от выключателя.
Маю сел на кровати, чувствуя, как ноют нетренированные мышцы. После шести уроков необходима как минимум неделя отдыха! А ведь еще надо пережить завтрашнюю сдвоенную физкультуру. Если бы не школьный спорт-клуб, никому бы и в голову не пришло ставить им по два урока физ-ры в неделю!
Эваллё обернулся на брата.
– Ах да… – проворчал тот. – Глаза ярко-голубые. Еще заработаешь какое-нибудь глазное заболевание из-за этих линз, – продолжал бурчать Маю.
– Барчук, а барчук, что это недовольный такой? – беззлобно спросил Эваллё, вынимая линзу сначала из правого глаза, потом из левого.
– Ничего, – и чуть позже добавил, перехватывая взгляд старшего брата: – О твоих глазах беспокоюсь.
Маю с такой силой рухнул на постель, будто его кто толкнул.
Сцепив руки над головой в замок, Эваллё потянулся.
– Ты мне весь сон сбил. С тебя причитается.
Парень закрыл дверцу шкафа и направился к лестнице.
– Эй! Можно мне курить в твоей комнате?
Эваллё приостановился и, слегка повернув лицо, обронил:
– Только никакого пепла в моей постели.
– Я подойду к окну. – Мальчик указал на распахнутое настежь окно, давая понять, что намек уяснен.