Я отказался и, опустив глаза, прошел в кухню, занимая место у стола.
Овощи отправились в кастрюлю, а Карина тихо подошла ко мне и, нагнувшись к моему уху, тихо спросила:
— Лука, могу я выйти на улицу? Хотя бы встать у открытой двери? Мне так хочется вдохнуть свежий воздух.
— Не думаю, что Армандо разрешит. Давай об этом ты попросишь его лично, когда придет время выполнить твое желание. А сейчас мы сделаем кое-что другое. Договорились?
Она грустно кивнула в ответ и закусила губу. Это не манипуляция, это отчаяние, разбитая вдребезги надежда. Я знал, что Армандо не позволит ей выйти, он с трудом согласился на «путешествие» от комнаты до кухни, но я не могу оставить ее без глотка воздуха, особенно после того, как улица наполнилась свежим ароматом дождя.
Я взял Карину за руку и повел ее на второй этаж, она не сопротивлялась, но я видел, как по ее щеке скатилась слеза. Карина готовилась снова оказаться в клетке, вернуться в ненавистную реальность и остаться одной, отрезанной от всего мира, без возможности связаться с близкими.
Когда мы прошли ее комнату, Карина посмотрела на меня непонимающим взглядом и тихо спросила:
— Ты не запрешь меня?
— Нет. Обед ведь еще не готов — подмигнул я ей и указал на окно в углу, рядом с моей комнатой.
Распахнул его настежь, впуская порывы прохладного ветра, и уступил ей место у подоконника, вставая за спину.
— Скажи мне, если замерзнешь, я принесу плед из комнаты.
— Не нужно, Лука. Спасибо тебе, от чистого сердца.
Я долго боролся с желанием обнять хрупкие женские плечи. Резко нахлынувший приступ нежности меня пугал до дрожи, это все никак не сочеталось с моим образом жизни. Миром, в котором я живу, правит жестокость, мое сердце — это мраморная плита, но, кажется, рядом с Кариной, она рассыпается в мелкую крошку.
Если бы я мог забрать через прикосновение ее боль, страх, усталость и отчаяние — сделал бы это, не раздумывая. Но я не мог, значит, и касаться не смею, моя задача — облегчить ее пребывание взаперти, сделать жизнь чуть проще. Грань добра и зла к моим тридцати годам уже практически стерлась, но в ситуации с Кариной я видел ее отчетливо.
— Пора готовность блюда проверять — сказала Карина — пойдем вместе?
— Иди одна, я скоро догоню. Если суп готов — налей мне порцию, пожалуйста.
Карина ушла, а я, как идиот, продолжал пялиться на улицу через открытое окно, высунув из него голову. Крупные капли дождя безжалостно разбивались о мое лицо, волосы превратились в мочалку и теперь небрежными прядями облепили мокрый лоб, но этого было мало, чтобы охладить пылающий в груди пожар, от которого так ныло сердце.
С силой захлопнул окно и быстро спустился по лестнице, прошел мимо кухни, встретившись мимолетным взглядом с голубыми глазами Карины, и вышел на улицу.
Дождь усиливался, сероватый небосвод озарился яркими вспышками молний, а я стоял на заднем дворе, спрятавшись от взглядов подчиненных мне бойцов, и ловил холодные капли губами. Я так надеялся, что ледяная вода охладит желание прикоснуться к нежной коже Карины, хотя бы на секунду, мне этого будет достаточно.
Я знаю, что любовь есть, верю в ее существование, но никогда не позволю себе любить, потому что я не достоин. Если буду чувствовать, что не способен сдерживать эмоции — просто исчезну, чтобы не дать им вырваться наружу, Карина не должна знать, что происходит у меня внутри. После того, что сотворил Армандо, она ненавидит всех, кто хоть как-то причастен к мафии, и она в этом права. Ненависть, единственное чувство, которое заслужили такие, как мы.
А что до Карины… В том, что она никогда не ответит мне взаимностью я уверен на тысячу процентов, ведь монстр всегда останется монстром, как бы сильно его не любили…
Глава 13
Сейчас, сидя за столом и поедая ароматный суп, я чувствовала себя счастливой. Как все-таки мало человеку нужно для счастья. Раньше я получала истинное удовольствие от экстремального спорта, наслаждалась, расправляя крылья вингсьюта, и парила в небе, словно птица. Я любила высоту, потому что она дарила мне свободу, а теперь я не могу взлететь.
Улыбаюсь от радости, что удалось выбраться из комнаты и поесть в компании, а не ковырять порцию в одиночестве.
Размазывая остатки обеда по тарелке, погрузилась в свои размышления. В голове снова десятки вопросов, и одна, самая настойчивая мысль, возвращающая с небес на землю.
Это правда. Я не знаю, что меня может ждать через минуту, никакой уверенности в завтрашнем дне, только ожидание, страшное, не предвещающее ничего хорошего.