Канатоходец. Записки городского сумасшедшего

Как бы ни складывалась жизнь, из вида друг друга мы не теряли, и книжки, по мере появления из типографии, я в обязательном порядке Михаилу дарил. Некоторые из них, хотелось бы верить, он полистал. Даже теперь, когда его фигура на чахлом поле отечественного бизнеса стала заметной, мы умудрялись регулярно встречаться. Инициатива, как правило, исходила от него. Мне-то что, я свободный художник, мне подковерные игры и колебания конъюнктуры фиолетово, это ему приходится вертеться. В наше время дипломатическое искусство востребовано в большей мере внутри страны, чем за ее пределами. Да, влиятельным стал Мишаня человеком, с деньгами! Грех жаловаться, с протянутой рукой на паперти я тоже не стою, но до него мне, как до неба, и все лесом. Впрочем, считать деньги в чужом кармане — последнее дело.

В курительной комнате клуба, куда переместились после легкого ужина, мы были одни. Здесь пахло хорошим табаком и еще чем-то ароматным, напоминавшим тонкий запах китайского чая. На украшавших стены дубовых панелях висели портреты породистых лошадей и фотографии самодовольного вида господ с внушительными, по большей части лошадиными физиономиями. Все, как в респектабельных лондонских заведениях, где я никогда не бывал.

Поднял на Мишку глаза. В ожидании продолжения рассказа, он изучал сложившуюся на шахматной доске ситуацию. Играл, естественно, белыми, всегда был везуч. Спокойствие его, возможно показное, меня разозлило. Я, можно сказать, только что не с трепетом в голосе, а он потягивает себе виски и считает в уме комбинации. Но виду не подал, продолжал:

— Морт, произнес незнакомец, меня зовут Морт, и попрошу не забывать ставить перед моим именем месье!

Выражение лица Михаила не изменилось, его трудно чем-либо удивить, но я видел, что на этот раз мне это удалось. Откинувшись на спинку кресла, он посмотрел на меня отсутствующе. И даже, пожалуй, не на, а как бы сквозь, как если бы моя телесность не мешала ему рассматривать пейзаж за моей спиной. При этом думал Мишаня, как можно было догадаться, о чем-то своем. Однако стоило ему открыть рот, как я понял, что ошибался: мысли его были обо мне. Произнес едва ли не с издевкой, не скрывая кривившей губы ироничной улыбки:

— Если я могу положиться на мой скверный французский, в переводе это означает…

Не договорил, предоставив возможность закончить фразу за него. Я кивнул:

— Можешь!

Брови Михаила медленно поползли вверх, будто он собирался сказать: «Вот оно как!», но не сказал. И руками, человек воспитанный, в стороны не развел, мол, случай клинический. И пальцем у виска не покрутил. Одно слово, интеллигент в третьем поколении. А мог бы, памятуя о нашей юности, заметить, что со мной ищут встречи люди в белых халатах со смирительной рубашкой наготове. Только и сделал, что провел ладонью по выбритому до синевы подбородку.

— Хреново ты что-то выглядишь, поистаскался, исхудал…

Бросил мельком взгляд на разделявшую нас доску, повертел в пальцах моего недавно сожранного черного слона. Со стороны, должно быть, мы выглядели как два средних лет преуспевших в жизни человека. Впрочем, так оно на самом деле и было. Передо мной рядом с чашечкой кофе рюмка с французским коньяком, перед Михаилом стакан с двенадцатилетней выдержки виски. А ведь было время, когда пивали из горла в песочнице дешевый портвешок под сыпавшую табаком из мятой пачки сигаретку. Было и прошло, оставив после себя чувство обобранности.

Не знаю, как у него, а у меня, так точно.

— Он что, так и сказал: Морт, — переспросил Мишка, не поднимая головы, — или ты это потом присочинил?..

Он мне не верил. Не глядя на меня, протянул:

— Да-a, Николаша, дальше королевского гамбита ты так и не пошел…

Шутка была старой, заезженной. Когда-то, еще в школе, я почитывал шахматную литературу, что не мешало ему периодически меня обыгрывать. Тогда уже полагался больше на собственную интуицию. Находчив был, остер на язык, но и я ему не уступал, хоть и считался отпетым гуманитарием. Зато, когда дернулся в аспирантуру, тут-то моя помощь ему и понадобилась. Это теперь Мишаня понаблатыкался и чешет по-английски, как на родном, а тогда был дуб дубом, тряхни, желуди посыплются.

Черного слона было жалко, он бы мне теперь очень пригодился, но потеря его еще не предвещала конца света. Двинул вперед пешку. Михаил взялся за коня и перетащил его на пару клеток вперед.

— Щах!

Ход был очевидным, поэтому я не испугался. Мне, если честно, вообще было не до шахмат. Отошел королем на заранее подготовленную позицию. Михаил бросил быстрый взгляд на массивные в форме Биг-Бена напольные часы.

— Сделай одолжение, закончи свою душещипательную историю! Мне еще надо заскочить в офис, посмотреть кое-какие бумажки…