Канцлер (Гардемарины, вперед - 3)

В этот момент в комнате произошло чуть заметное перемещение. Петр чуть пододвинулся к государыне, - а. Екатерина сделала шаг в сторону стола. Как ей хотелось подойти поближе! Но и издали она видела - да, это ее письма, по всей видимости те, что писаны Апраксину. Неужели на самом дне лежало главное послание, то, в котором она приказывает фельдмаршалу не продолжать войну с Фридрихом! Готовясь к разговору, она не проиграла, не, смогла, не посмела представить себе, что было бы с Елизаветой, попади ей в руки ЭТО письмо. "Государыня очень больна, - писала она Апраксину, рука не посмела вывести "при смерти", - сейчас не до войны с Фридрихом, сейчас надо быть в столице, дабы избежать беспорядков и защитить законных наследников трона русского". Нет, не может быть, государыня не видела этого письма, иначе не было бы этого свидания... Тут новая мысль обожгла мозг- манифест! Ею вдруг овладел такой страх, такой ужас, что спина разом взмокла, в горле застрял крик. Но Елизавета, к счастью, переключилась на племянника. Как сквозь вату до Екатерины долетел голос императрицы:

- Ну, Петруша, ты хотел меня видеть. Говори... Петр мелкими шажками подбежал к Елизавете, изогнулся и зашептал в ухо. Александр Иванович тоже подошел поближе, вслушиваясь. Петр жаловался на свою горькую жизнь и на супругу. До Екатерины долетали слова: гордая, злая, упрямая. Не доверяйте ей, тетушка!

- Да ты не о ней, о себе подумай! Не ты ли на Фридриха Прусского молишься? - запальчиво воскликнула Елизавета. - Он враг наш. Враг России.

- Фридрих велик, - фальцетом крикнул Петр. - Но это не мешает ничему... Ничему! Вам не понять! Я люблю, но я не предатель. А она, - он ткнул пальцем в сторону Екатерины, - не любит Фридриха, но она упрямая интриганка, змея и гадина! - Вид у Петра был до чрезвычайности возбужденный, он размахивал руками, как паяц, хотел, видно, многое сказать, да слов не находил, одни эмоции были под рукой. В голосе его слышались слезы. Уж в чем в чем, а в ненависти к жене он был искренним.

- Петруша, да как же так можно... про жену-то? - усмехнулась Елизавета. - Ты помолчи пока, охолонись.

Она повернулась к Екатерине, и неожиданно поймала ее взгляд, устремленный на письма. Великая княгиня смутилась и, уже не сдерживаясь, крикнула Петру в лицо:

- Я хочу, сударь, сказать вам в присутствии Ее Величества, - она присела в поклоне, - что действительно зла на тех, кто советует вам делать мне несправедливости, и упряма, если вижу, что мои угождения не ведут ни к чему, кроме ненависти!

- Будет! - Елизавета хлопнула в ладоши и развела их в разные стороны, как разводят дерущихся детей или сцепившихся в схватке собак. - Я не для семейных склок вас позвала.

Она отвернулась от великого князя, глядя на Екатерину горящим взглядом.

- Вы, милочка, вмешиваетесь во многие дела, которые вас не касаются. Я не посмела бы делать подобное во время императрицы Анны. Какие приказания вы посылали фельдмаршалу Апраксину?

В комнате стало очень тихо. Обнаружив себя, прошуршало перо за ширмой, но и этот малый звук испуганно стих.

- Я? - голос Екатерины прозвучал в плотной, вязкой тишине как что-то инородное. - Мне и в голову никогда не приходило посылать ему приказания.

- Да вот же ваши письма, - Елизавета ткнула пальцем в поднос, голос ее прозвучал зло, иронически, настороженно. - А ведь вам было запрещено писать? Иль запамятовали?

Екатерина мысленно сотворила крест.

- Ах, ваше величество, вы правы. Я нарушила запрет. И умоляю вас простить меня! Эти три письма, - Господи, возопила она мысленно, только бы не было четвертого, - могут доказать, что я никогда не делала никаких приказаний.

- А зачем вы ему писали?

- По дружбе. Я поздравила его с днем рождения дочери. Рождеством... еще я ему советовала, не более, следовать вашим приказам.

Дальнейший обмен репликами был стремителен и остер, как выстрелы или шпажные удары.

- Бестужев говорит, что было много других писем.

- Если Бестужев так говорит, то он лжет.

- Ну так если он лжет, я велю его пытать!

- Это в. вашей власти, но я написала только три письма!

Елизавета окинула ее гневным взглядом и отошла, чтобы пройтись по комнате и собраться с мыслями, - раз, другой... Петр Федорович настороженно следил за теткой, потом вдруг пошел с ней рядом. Заговорил он явно невпопад, и сочувствие его выглядело нелепо:

- Поверьте, ваше величество, нельзя с ней договориться, она все врет! Давеча начал с ней про собак... у меня ведь, знаете, порода! Поверьте, государыня, я дело говорю! Не может про собак, а может про моего министра Штамке... зачем он ей? Неважно! Я одинок! Конечно, я нахожу душу, которая сочувствует мне во всем. Это достойные женщины! Да и Александр Иванович подтвердит.

Шувалов немедленно стушевался. Елизавета расхаживала по комнате, занятая своими мыслями, но когда до нее дошли слова, которые, сбиваясь с грамматики и синтаксиса, сами собой выпрыгивали из уст разгоряченного наследника, она сказала почти участливо:

- Помолчи, Петруша. Мы с тобой потом поговорим.