Канцлер (Гардемарины, вперед - 3)

- Да, вы правы, мы встретились на балу при грустных обстоятельствах. После бала я искала вас, до вы куда-то пропали.

- Пропал не я. У меня все благополучно, сударыня. Ах, простите, ваше высочество. Пропала фрейлина Репнинская. Я в отчаянии!

- Да вам-то что до нее? - неприязненно спросила Екатерина, вспоминая худенькую, неоперившуюся девочку... посредственность, конечно... если она ее с кем-то не путает.

- Я опекун Мелитрисы Репнинской.

- Что за страсть, милостивый государь, опекать неоперившихся девиц? У Анны Фросс вы часом не опекун?

Никита смутился, он никак не ожидал подобного вопроса.

- Ни в коей мере, ваше высочество, - голос его прозвучал холодно и отчужденно. - Случилось так, что я принимал участие в судьбе Анны Фросс, когда она приехала в Россию.

- И каким же образом вы принимали это участие?

- Только как рекомендатель, - Никиту вдруг стал забавлять этот допрос, великая княгиня явно ревнует - невероятно! - Я хочу вернуться к вопросу о пропавшей Репнинской.

- Очень странно, что вы выбрали для этого разговора меня. Эта девица вовсе не моя фрейлина, я не несу за нее ответственность.

- Позвольте вам не поверить...

Только почтительность звучала в голосе Никиты, он даже глаза опустил в пол, но оба поняли, что разговор перешел в новое качество.

- Объяснитесь, князь!

Исчезла просто женщина, перед ним сидела королева, взметнулся острый подбородок, полная рука уткнулась в бок, в этом жесте было что-то простонародное, непреклонное. "О, конечно, она сильнее меня, эта козырная дама! Я не буду сводить с тобой счеты, гордая женщина, я паду ниц, чтоб пробудить в тебе сострадание, но Мелитрису ты мне отдашь..."- так думал Никита, думал важно и торжественно, а сам уже частил, сыпал подробностями, рассказывая про письмо Мелитрисы и про якобы обещанный драгоценный убор, и про визит Бернарди, который рылся в сундучке девушки. Последнее, он высказал не как догадку, а как случившийся, точно известный ему факт. Екатерина не перебивала ни словом - слушала.

- Естественно предположить, что Мелитриса тоже арестована, - закончил Никита свой рассказ, - но я справлялся. Тайная канцелярия не имеет отношения к ее пропаже.

- У вас такие связи в Тайной канцелярии? - Екатерина саркастически рассмеялась, - Вам можно позавидовать!

- Мне сейчас не до смеха, ваше высочество. Бернарди арестован, и Ададуров, и Елагин...

- Все эти люди пострадали за одно и то же- верность мне! Не понимаю, какое отношение к ним может иметь эта девица?! - воскликнула Екатерина и замолкла, удивившись неожиданной догадке. Усилием воли она стерла с лица озадаченное выражение. Что хочет от нее этот въедливый, бесцеремонный князь? А ведь когда-то он был очень мил.

- Помогите найти Мелитрису, ваше высочество, - ответил ее внутреннему монологу Никита.

- Вздор какой! При дворе говорят, что ваша Мелитриса бежала с мужчиной... - Ей хотелось добавить, что подобная дурнушка с любым сбежит, только помани, но она одернула себя.

- Слухи для того и существуют, чтобы скрыть истину. Она не сбежала, Никита повысил голос, - ее похитили. Я знаю, Мелитрису силой увезли какие-то люди... и подозреваю, что они искали то же, что Бернарди.

Он ожидал от великой княгини чего угодно, только не этого вдруг словно смятого, униженного выражения, она даже как-то странно сгорбилась, отвернув лицо.

- Умоляю вас, князь, верить мне. Я не имею к похищению вашей подопечной никакого отношения. Да и зачем мне?

- Из-за ваших писем, - фраза сама слетела с губ Никиты, сорвалась и камнем полетела вниз в бездонную пропасть, и оба замерли, ожидая, когда слова ударятся о дно и вернутся к ним рассерженным эхом.

Никита уже жалел о сказанном. На щеках великой княгини зажглись два оранжевых пятна, словно румянец слился с румянами и появился как золотушная сыпь.

- Вы знаете, где эти письма? - глухо спросила Екатерина.

- Да... пока в безопасности.

Обладатель внутреннего голоса завозился где-то за пазухой, пискнул высокомерно: "Князь, до чего ты дошел?" - "Молчи, гуманист!" - так же жестко, разумеется, мысленно, ругнулся Никита.

Направляясь во дворец, он совсем не так хотел построить разговор. Письма Екатерины лежали у него в кармане камзола, и он собирался только половчее выбрать момент, чтобы предъявить их, как главный козырь обвинения. А в этой небольшой гостиной, глядя в золотистые глаза, он отчетливо понял, что не сможет, не осмелится достать их и бросить в лицо гневное обвинение: "Вы обманщица, сударыня!"