Весьма примечательной, как мы отмечали, была реакция Англии, Франции и США на польские события в сентябре 1939 г. Осуждающие первые устные заявления в Лондоне и Париже быстро сменились взвешенными и более спокойными формулировками. Правительства и Англии и Франции после детальных обсуждений вообще отказались не только от протестов, но и от каких-либо письменных представлений в адрес Москвы, ограничившись вопросами, переданными по обычным дипломатическим каналам. И Лондон и Париж предпочитали не обострять отношения с Москвой. Кроме того, их явно устроило объяснение, что Советский Союз лишь выходит на «линию Керзона», установить которую они сами в свое время предлагали.
Таким образом, в Англии и Франции легко смирились с советской акцией, рассматривая ее в широком контексте противостояния с Германией. На этой стадии они были более всего озабочены тем, чтобы Москва не стала ее военным союзником, поэтому любые предположения о возможных трениях между СССР и Германией заставляли их быть осторожными в выражении недовольства советскими действиями.
Следует также иметь в виду, что, объявив Германии войну на основании гарантий, данных Польше, Англия и Франция не предприняли никаких реальных действий в защиту Польши (союзники не помышляли о военной помощи или о каких-либо даже простых перемещениях своих войск к германским границам). В этой ситуации всякие разговоры, а тем более действия, направленные в защиту восточной части Польши против Советского Союза, выглядели бы явно нелогичными. Именно поэтому в Лондоне сочли целесообразным сразу же после начала ввода советских войск в Польшу официально заявить, что английские гарантии Польше (подтвержденные 24 августа 1939 г.) имеют в виду лишь германское наступление, а отнюдь не распространяются на любые акции СССР в Польше.
Действия СССР в отношении Западной Украины и Западной Белоруссии сразу же вписались в общую советскую политику. Москва ускоренными темпами осуществляла советизацию этих районов (включая в ближайшем будущем создание колхозов и совхозов).
Польская акция явилась прелюдией к сложным и противоречивым событиям конца 1939 и 1940–1941 гг.
Москва-Прибалтика.
Сентябрь-октябрь 1939 года
Одновременно с акцией в Польше советские лидеры приступили к реализации своих планов, относящихся к Прибалтике[136]
. В отличие от Польши, где СССР и Германия действовали одновременно и речь шла о стране, терпящей поражение и фактически перестающей существовать, Прибалтийские государства были независимыми, суверенными, сохраняя все международные атрибуты.В конце августа — начале сентября 1939 г. Москве предстояло определить конечную цель и промежуточные решения в отношении этого региона, реакцию Германии и бывших советских партнеров по переговорам летом 1939 г.
В течение многих лет советское руководство испытывало недоверие к политике стран Прибалтики, обвиняя их в антисоветизме, в тесных связях с Германией и странами англо-французской коалиции. Уже упоминавшийся синдром антисоветского «санитарного кордона» включал в себя помимо Польши и эти страны. В таком же контексте в Москве оценивали и соглашение о так называемой балтийской Антанте.
Прибалтийский вопрос постоянно присутствовал и на международном уровне, на переговорах с Англией и Францией летом 1939 г. и с Германией накануне подписания советско-германского договора. В подходе к его решению после заключения договора с Германией советские лидеры учитывали разные факторы. Во-первых, это были старые воспоминания о тех временах, когда прибалтийские территории входили в состав Российской империи. Они имели важное стратегическое значение, обеспечивая России выход к Балтийскому морю, к торговым путям и коммуникациям. Признав в 1920–1921 гг. независимость Латвии, Эстонии и Литвы, Москва не прекращала попыток сохранять здесь свое влияние, но в 20 — 30-е годы они успеха не имели. Режимы, господствовавшие в этих странах, были враждебны Советскому Союзу в политическом, идеологическом и военно-стратегическом планах. Они имели соглашения с ведущими странами Запада, находясь в том числе и в орбите германского влияния. Вместе с тем понимание необходимости поддерживать отношения со своим мощным соседом заставляло их лидеров быть осторожными и не переходить грани недружелюбного в целом отношения к Советскому Союзу.