Капибару любят все

– Как ее зовут? – спросил Ольховский. Узнав ее имя, он готов был нарисовать ее образ – так у него всегда. Ему не нравились Наташи и Веры. Нравились – Вики и Юли. Лена видела ее фотографии, ему же Димка не удосужился… Нет, постеснялся показать девушку.

– А-а, все же интересно? – возликовала жена. – Настя ее зовут.

С Настей было сложнее. Настя могла быть как длинноногой оторвой с узким прищуром татарских глаз, так и толстой неумехой, что, конечно, вряд ли… Ольховскому хотелось, чтобы сын влюблялся в достойных девушек, и оторва смотрелась предпочтительней…

– Что, Ольховский, интересно, какие девочки сыну нравятся? – наседала Лена. Как и всегда, ей было важно, чтобы Сергей подтвердил ее правоту.

– Мне кажется, это его дело, – равнодушно ответил он. Эмоциональным в семье должен быть кто-то один: если оба супруга взрывоопасны, возможна детонация.

– Как же, его… – проворчала она. – Тебе все равно, что ли, какие у тебя будут внуки?

– При чем тут внуки? Первая любовь и внуки – ха! Огромное расстояние!

– Да не у всех же… – кричала она из кухни, гремя чайником.

Сергей пошел за ней.

– Себя вспомни… – Он любил этот аргумент. По признанию Лены, до него у Лены было пятеро мужчин. Наверное, это не так много, с каждым из них у нее были свои резоны… Но, в общем, Лена познавала жизнь достаточно активно, не думая ни о каких внуках для своей матери.

– Да, мы те еще были… – Лена любила обобщать. Он только улыбнулся. Потому что никаким «тем еще» не был.

Лена стояла у окна с бутербродом в руке, смотрела во двор и размышляла:

– Я боюсь. Ну, не боюсь, но побаиваюсь… Вдруг она хамка?

– Как хамка? – удивлялся он. – Ты же говорила, что хорошенькая?

– Ну уж хорошенькая не может быть хамкой, по-твоему?

– По-моему, нет, – миролюбиво ответил Ольховский. – Зачем хорошенькой быть еще и хамкой?

– А-а… – махнула Лена на него рукой, как бы обвиняя в инфантильности. Насыпала в чашку растворимого кофе. Залила кипятком.

А потом раздался телефонный звонок.

– Димасик! – бросилась тигрицей к своему телефону Лена. Взяла трубку, зачем-то повернулась к мужу спиной и прикрыла рот ладонью.

Ольховский снова усмехнулся. Внимательно помолчав, выслушивая гул на том конце, Лена замешкалась:

– Как-то я не была готова, Димитрий!

Трубка погудела еще, помолчав, продолжила, и Ольховский узнал по интонации знакомое сыновнее «ну мам».

– Ну Ди-има… – растягивала Лена в ответ. – Ну хорошо… Только чтобы она домой позвонила. При мне! – Она многозначительно обернулась к Ольховскому, сделав страшные глаза.

Он догадался. Димка сделал стратегически правильный ход: сначала подготовил мать к встрече с девушкой, а потом позвонил и сообщил, что девушка останется ночевать.

– Дождались? – веселился он, когда жена закончила разговор.

– Он сказал, что она останется… – задумчиво проговорила Лена, садясь на стул.

– А чего ты хотела? Все нормально!

– Ну как-то быстро…

– Где же быстро? Они уже месяца два встречаются.

– С начала марта… – эхом отозвалась жена.

– А уже конец мая! Что же тут удивительного?

– То есть ты не против? – наконец заговорила она человеческим голосом и глотнула из чашки.

– Нет. Как я могу быть против? Даже если и буду, то что?

– Да, – наконец согласилась она. – Надо вымыть туалет… – Перед приходом гостей Лена всегда моет туалет, даже если занималась этим накануне.

– Интересное умозаключение!

– И надо хоть купить чего-то к чаю… – продолжала она.

– К какому чаю? Они придут не за этим.

– Какой ты…

– Объективный.

Пока Лена, надев резиновые перчатки, драила туалет, он стоял в коридоре и размышлял:

– Все-таки хорошо, что у нас сын!

– Почему так? – доносилось до него.

– Потому что одно дело, когда сын водит вкусно пахнущих девочек, и совсем другое, когда дочь…

– Что – дочь? Я не поняла…

– Дочь водит парней с запахами несвежих носков и юношеского пота… С грязными волосами и побулькиванием недозрелого тестостерона в крови.

– Ничего себе у тебя фантазия!

– Ну! – рассмеялся он.

– Это чего же ты таких страшных парней нафантазировал? – Лена даже подняла голову от туалетного пола. – Ты же вроде и волосы мыл…

– Да не очень-то! Ты просто не замечала.

– Может быть, – неожиданно согласилась она. – Но, вообще, у нас как-то не принято было домой парней таскать…

Ольховский вспомнил, как впервые попал к Лене домой. Вернее, вспомнил по ощущениям и никак не мог воссоздать в памяти подробности. Помнил раскрытые окна и много света. Полузасохшие растения в глиняных горшках. Тесноту в длинном коридоре и чай из чашки с отбитой ручкой. Ее квартира, наверное, была последним помещением из тех, где им случалось уединиться. Со стороны они вели себя целомудренно, но кто бы знал, что целомудренность эта была жутко неудобной. Он помнил, как для любви приходилось использовать последние этажи и черные лестницы.

Цветы жизни уже переступали порог, а Ольховский все тянул выходить из комнаты. Ему казалось, что, если он выскочит слишком рано, это может выглядеть невежливым любопытством. Теперь получалось почти наоборот – так, будто ему вообще наплевать.

– Проходи, – басил Димка, обращаясь к Насте. Настя не отвечала, сохраняя интригу.