Капитан

– Такой же молчун и бука… и сутулится немного, как дед… Куда уж ей с таким синеглазым совладать… зря вы, ваше сиятельство, затеялись, ох зря…

Говорят, что природа частенько отдыхает на детях гениев. Родившиеся с золотой ложкой во рту, они сразу приходят на все готовое и не готовы драться за место под солнцем. Возможно, это в большинстве случаев именно так, но только не с графиней Оссолинской. Увы. Нине Ивановне не суждено было унаследовать дар отца, но вот готовности сражаться за будущее своих детей у неё хватило бы на десятерых.

Всю ночь графиню преследовали кошмары. Она то и дело просыпалась вся в поту и с сильным сердцебиением, словно за ней гнался кто-то невыносимо страшный и безжалостный.

Оссолинская с трудом дождалась утра и, несмотря на ранний час, сразу же потребовала завтрак, хотя обычно жила по давно заведенному и строго соблюдаемому распорядку.

– Ваш завтрак, миледи, – постучал в дверь Джеймс и, дождавшись разрешения, вкатил в комнату столик на колесиках с кофейником и поджаренными до хруста тостами.

Руки не слушались. Она едва не расплескала чашку с кофе, но затем, совладав с собой, заставила себя успокоиться и терпеливо ждать новостей. А они обязаны были быть хорошими. Во всяком случае, ей очень хотелось на это рассчитывать.

– Джеймс, мне нужна свежая пресса.

– Простите, миледи, но она еще не прибыла, – поклонившись, со всей возможной вежливостью ответил ей седой камердинер.

– Я и без тебя это знаю. Распорядись, чтобы, едва прибудет, сразу несли сюда!

– Приказ отдан еще с вечера.

– Так напомни им! И не перечь! А выполняй!

Видя, что хозяйка настаивает, он еще раз поклонился и молча вышел из комнаты. И, о чудо, спустя какие-то минуты старый слуга вернулся, держа в белых шелковых перчатках целую кипу пахнущих свежей краской газет. Сверху оказались «Петербургские ведомости», и графиня нетерпеливо схватила их.

– Ваша пресса, миледи.

– Вот видишь, а ты еще смел пререкаться со мной, – проворчала, немного подобрев, графиня, нетерпеливо разворачивая «Ведомости».

На первой странице среди иных событий и происшествий главное место занял броский заголовок «Нападение в Гатчине». Жадно пробежав глазами передовицу, она на минуту задумалась. Из текста следовало, что произошло нападение, но результаты его пока не ясны, кроме одного – корабль уцелел, и это очень досадно.

В остальных многотиражках было примерно то же самое. Судя по всему, падкие до сенсаций журналисты сами ничего толком не знали, а потому ограничились предположениями разной степени бредовости.

Наконец она добралась до «Петербургского листка».

Это откровенно «желтое» и одновременно самое массовое в столице империи издание почиталось в высших кругах неприличным и недостойным внимания, но между тем читали его все. Там и должна была сегодня выйти разгромная статья про ее ненавистного врага, которая надежно похоронит малейшие шансы на принятие в высшее общество и закроет перед «крысенышем» все двери.

И здесь первая страница громко кричала о нападении в Гатчине. Нетерпеливо пролистав все до конца, Оссолинская не только не отыскала вожделенной статьи, но и вовсе не обнаружила никаких материалов от нанятого ей журналиста. «Пропал. Но почему? Он же взял деньги! Потерял страх или перебрал с наркотиками? Надо распорядиться отыскать негодяя. Уж я ему…»

Размышляя, она открыла очередную газету, на этот раз «Голос», и принялась машинально ее листать. Взгляд Оссолинской зацепился за знакомую фамилию. «Колычев? А тут он что делает?» Графиня принялась внимательно читать. Автором оказался молодой, но явно талантливый сын генерала Симонова и княжны Оболенской Кирилл. Она даже как-то встречала его на светском приеме пару лет назад.

Материал представлял молодого рейдера настоящим скромным героем недавней войны. Отношение автора к респонденту можно было резюмировать двумя словами – уважение и гордость за русского воина и Россию, у которой рождаются такие сыны.

«Обошел меня, щенок! Да как ловко… или это кто ему подсказал?»

Эта статья окончательно подкосила Нину Ивановну, безжалостно покончив с надеждой на хорошее настроение. Стало трудно дышать, разом проснулись все болячки, а душу ее сиятельства переполнила черная, ядовитая ненависть. Иссохшие пальцы скрючились, подобно когтям хищной птицы готовые рвать жертву в кровавые клочья.

– Подай мне телефон, – почти простонала она своему верному слуге.

– Может быть, вызвать врача? – обеспокоенно спросил тот.

– Делай, что тебе говорят, старый дурак! – вызверилась графиня, и испуганный Джеймс тут же выполнил ее приказ.

Судорожно набрав давно и накрепко запомненный номер, она терпеливо дожидалась, когда кончатся длинные гудки. Наконец, на том конце провода сняли трубку.

– Алло, слушаю вас, – негромко прозвучал мужской голос, говорящий на английском с заметным шотландским акцентом.

Оссолинская, обойдясь без приветствий, также перешла на язык Байрона и Шекспира и четко произнесла почти по слогам: