Капитан Филибер

— Вы знаете историю, Николай Федорович, поймете сразу. Дело не в луноликих красавицах, даже не в наследовании трона. Все проще и… страшнее. Конграты — хивинская династия, оплот Ислама, защитники правоверных — йезиды.

Я не присвистнул, не всплеснул руками. Даже не слишком изумился. «Могу поручиться именем Малаки Тавуса. Да не увижу я гору Лапеш, где ждут Семеро, да стану я добычей Змеиного царя…» Алаярыч, истинный дарвинист, не слишком скрывал не только фамилию.

— Йезиды на Востоке — отщепенцы, всеобщие враги, слуги Шайтана. Mухаммад Aмин Инак, первый Конграт на троне, естественно, выдал себя за истинного правоверного. Так и повелось, окружающих это вполне устраивало. Но не все Конграты — лицемеры, некоторые готовы были платить жизнью за право открыто славить истинного Бога. Мой отец… Сейчас это назвали бы «нарушением правил игры». Хан хивинский неистов: казнит и жалует по прихоти… А тут, как вы не понимаете, совсем не прихоть. Меня, еще младенца, спасли, вывезли в Россию…

Негромко звучала чистая, холодная речь, и мне подумалось, какой язык для Хивинского родной? Узбекский, русский — или даже французский, кто знает? А может вообще — никакой? Ни Родины, ни речи… Дорогую плату потребовал от своих рабов Великий Павлин Малаки Тавус.

— А теперь все Конграты собираются вместе. Хива захвачена. Курбан Сардар, бандит, басмач, ублюдок… Там сейчас, как при Подтёлкове. Кузен решил ехать, а я… Я — нет. Все начнется и закончится не в Хиве — здесь. Победим в России — победим и в моих песках…

— Чар-яр, Аляр-хан! — вздохнул я.

— Чар-яр, Филибер-бояр!

Внезапно он засмеялся — негромко, от души. Из глаз ушла печаль.

— Между прочим, я человек по-своему очень наблюдательный и… систематичный. Кроме Николаевского инженерного успел и на мехмате поучиться. Так вот, был бы я чуть более правоверным… дарвинистом, наверняка уверовал, что тогда, возле Лихачевки, вместе с нами с поезда спрыгнул посланник Павлина. Сложить все одно к одному… Николай Федорович, если не секрет, как там оно… сверху?

И вновь я не удивился. Алексеев, мудрый старик что-то понял, и Саша поняла. Никто из неоткуда, чужак в чужой стране… Нет, все-таки, не в чужой!

— Сверху? По всякому, признаться… Хотите Маяковского прочту? Он это еще не…

— Давайте!

Понял? Конечно, понял, умен наш Алаярыч, верный адепт древней запретной веры. Спросить бы совета, только что услышишь в ответ? Мехмат — мехматом, а для парня все просто. Освободить Москву, спасти Хиву…

— Я знаю силу слов, я знаю слов набат.Они не те, которым рукоплещут ложи.

От слов таких срываются гробашагать четверкою своих дубовых ножек.Бывает, выбросят, не напечатав, не издав,но слово мчится, подтянув подпруги,звенит века, и подползают поездализать поэзии мозолистые руки…

Я думал, что он попросит повторить, но Хивинский просто закрыл глаза. Посидел, помолчал…

— Запомнил! Здорово, Николай Федорович!.. Еще, пожалуйста. Если… Если можно!

Можно? Конечно, можно. Что угодно! Стихи. Текст предсмертной записки. «Любовная лодка разбилась о быт. Товарищ Правительство, моя семья — это Лиля Брик, мама, сестры…» Кажется, все что мне осталось — быть пророком Смерти. Нельзя! Я здесь совсем для другого…

— Я хочу быть понят моей страной, а не буду понят — что ж?!По родной стране пройду стороной, как проходит косой дождь.

* * *

Цветы — в фарфоровые китайские вазы, шампанское — пробками в лепной потолок, заливную осетрину — в хрусталь. Веселись, Новочеркасск-столица. Ничего, что война, ничего, что враг за Аксаем… Гуляй да пой, казачий Дон! Пока еще можно, пока еще живы. Гуляй!..

— Единственная гастроль… чудом… из большевистских застенков… великая и неповторимая…

Лепной потолок, бронзовые люстры, синий табачный дым. Битком набит «Арагви», яблоко не кинуть. Золотые погоны вперемешку с пышными платьями, лысины и «офицерские» проборы, старомодные дамские прически-башни, новомодные «парижские» стрижки…

–..С терзающей душу программой… «Танго в Мертвой Стране»… Иза Кремер!!!

— А-а-а-а-а-а-а-а-а! Иза-а-а-а-а-а!..

Несравненная, роскошная, чудом не расстрелянная, бежавшая, спасенная, в черном платье с черным бантом… Ах-х-х-х-х!

— В далекой, знойной Аргентине,Где небо южное так сине,Где женщина, как на картине,Там Джо влюбился в Кло…