Капитан Филибер

…А Гамадрила меж тем мчалась от подвига к подвигу, мощными толчками бросая тело вверх, хватаясь четырьмя руками за горизонтальные, вертикальные и даже параллельные сучья в трех метрах от земли, разворачиваясь в полете винтом на 180 градусов, радостно вопя и срывая сочные бананы. Гамадриле было легко и приятно: биороботы, мерной трусцой ее сопровождавшие, тащили корзины с кокосами, а в небе недвижно парила «тарелка» с маленьким и зелененькими, готовая в любой момент ударить по врагу из всех мегабластеров. Гамадрила покоряла Время, она была неистребима, она не ведала сомнений, и расступались пред ней скалы, и высыхали моря…

Нелепый монстр — винегрет из «геройских» образов, в присядку пляшущих на страницах когда-то прочитанных книг, приходил ему на ум, когда Мир в очередной раз оборачивался стенкой, не пуская дальше, заставляя вновь и вновь давить, упираться руками, расшатывать неподъемные глыбы. И тогда он завидовал всем Гамадрилам, всем «янки» при всех дворах, которым только и требовалось, что включить молекулярный синтезатор, сбросить ядрёну бомбу на Черного Злыдня — и с визгом упасть на простеленное ложе с готовой на все принцессой. В этом тоже не было ничего невозможного, Творец мог без особого труда прописать в нерожденном еще Мире и синтезатор, и бомбу, и «тарелку» в небесах. А дальше? Километровый гриб над Смольным, «райфлы» в руках чернецовских гимназистов, поток золотых «империалов» из синтезаторова нутра… Мир лишь довольно крякнет, проглатывая новую добычу, отправляя в бесконечное броуновское движение сонмы неприкаянных душ — вечное топливо вечной Войны. Ничего не изменится. Даже под прицелом марсианских бластеров тот, кто хочет убивать, будет убивать и дальше. Миллион лишних жертв станет не лишним, напротив, самым необходимым аргументом всеобщей правоты, лицензией на новую резню. «Красные», «белые», двухцветные, трехцветные, в полоску, в крапинку… Гамадриле легче, она сопит под боком у принцессы, пуская слюни и приговаривая «Этой мой звездный час, это мой звездный час!.».

Он… Я очень завидовал Гамадриле. Как мне хотелось мощным толчком бросить тело вверх, ухватиться руками за горизонтальный сук…

* * *

— …В трех метрах от земли и развернуться в полете винтом на 180 градусов! Экзамен примете, ваше высокоблагородие?

— Подпоручик фон Приц! — вздохнул я. — На «губу» отправлю. Вас! На вахту га-уп-ти-чес-кую — за издевательство над штаб-офицером. Нарядами заморю!.. Нет, я сделаю хуже: дам вам взвод таких, как вы, вице-чемпионов, даже роту!..

— Роту — не надо, — Принц нагло блеснул очками. — Где ж я их хоронить-то буду, Николай Федорович? Пойдемте, ребята все собрались. Даже за стол садиться не стали…

Ночь, двор казармы, легкий снег. Под мышкой у подпоручика Принца — нелепая бархатная папка. Приказ уже зачитан, всех обрадовали без меня, без меня было торжественное построение и церемониальный марш с обязательной «Песнью Зуавов». Командир 1-го Партизанского полковник Голубинцев железным голосом провозгласил: «Поздравляю вас офицерами, господа!» Звездный час…

За стол не сели — за первый офицерский ужин. Ждали. Дождались. Прапорщики — бывшие «баклажки»-первогодки. Подпоручики — старшекурсники на офицерских должностях. Отважный экипаж «Сюзанны» — прапорщики артиллерии.

Маленькие кадеты — приказный Новицкий, приказный Гримм.

Дождались. Дожили.

Под сапогами — заснеженный плац. Кому-то из наряда утром не повезет. Сыплет снег, сыплет… Конец январю!

Снег в глаза…

— Господа юнкера! Кем вы были вчера? А сегодня вы все…

— Капитану Филиберу — ура! Ура! Ура! Ура-а-а-а!

К черту строй! Рассыпались, окружили, схватили в двадцать рук…

— К-куда! — подпоручик Иловайский. — Господа офицеры, назад, назад! Приказ надо подписать!..

— Е-е-е-есть!

Строй снова на месте. Ухмыляющийся Принц внезапно делает строгое лицо, протягивает папку:

— Николай Федорович! Подписать требуется… Прочитайте пока, а мы чернильницу принесем.

Пожимаю плечами, открываю бархатную «корочку»… Ну, конечно! Два просвета — и ни одной звезды. Погоны! Разыграли паршивцы!..

Надо поблагодарить, поздравить, что-то сказать. Надо… Звездный час — для этих уцелевших ребят, для меня, для тех, кто еще может радоваться.

Не могу. Звезды далеко, за серыми тучами. Впереди — месяц «доживи до весны». Впереди — война.

Падает снег…

* * *

— Рано утром, весной,

На редут крепостной,

Раз поднялся пушкарь поседелый;

Брякнул сабли кольцом,

Дернул сивым усом

И раздул он фитиль догорелый.

Он у пушки стоит,

Сам на крепость глядит

Сквозь прозрачные волны тумана…

— Ишь, распелись! Хор Пятницкого, понимаешь.