— Ведите!
Скользота под ногами, иней на башлыке, винтовка-зараза оттягивает плечо. Ну почему Государь не повелел принять на вооружение систему Нагана? Все-таки полегче будет.
…А ты популярен, Филибер, прямо Гамадрила какая-то! Не иначе Автономов привет передает…
— Вот…
«Вот» — неподалеку от насыпи, возле старого, забитого досками, колодца. Штыки против штыков. Тугими затворами патроны вдвинь!.. Слегка растерянные ростовчане, несколько Зуавов, но тоже незнакомых, из недавних новобранцев — и два десятка хмурых парней. Плечо к плечу, штык к штыку. Пулемет на треноге. «Кольт-Браунинг», мамма миа!..
— Господин полковник, они говорят…
Мало ли что говорят! Главное, кто «они». Лица под шапками, башлыки под самый нос, только у того, который впереди и без винтовки, знакомая бескозырка. И бушлат приметный. Неужели…
— Старший комендор Николай Хватков! Товарищ Кайгородов, привел 2-ю роту. В наличие — двадцать один человек, раненых нет, больных нет.
Комендор подбрасывает ладонь к бескозырке. Штыки медленно опускаются. Внезапно над строем взмывает знакомый значок. Красный.
Вот даже как…
Подхожу ближе, всматриваюсь в лица. Узнаю. Почти все — еще с Лихачевки, с первого боя. Гвардия!
Смотрю на огромное красное солнце, не спеша поднимающееся над стылой степью. «Много дней, веря в чудеса, Сюзанна ждет…» А я уже не верил! «Целься в грудь, маленький зуав, кричи „Ура!“…»
— Здравствуйте, товарищи бойцы!
— Здра-а-а-а!
— Сбег я из госпиталя, товарищ Кайгородов. Подлечился — и сбег. Эти самые… из ВЧК которые, ко мне шибко присматриваться стали. Нашел отряд, а вас-то и нет. 2-я рота митинг провела, решила в Царицын к Автономову податься, он, вроде, социалистов собирает, чтобы за единую платформу, значит. Поглядел я — какая на хрен, извиняюсь, платформа! Банда — бандой, да еще комиссары из Питера понаехали, чтобы правильную линию, значит, проводить. До ближайшей стенки… Вот мы с ребятами вас и решили дождаться. Только, Николай Федорович, пусть рота останется и значок красный останется, офицера же поставьте из юнкерей наших. Своим, знаете ли, веры больше. А Веретенников с остальными дурнями сейчас аккурат в Морозовской. Мы с товарищами посовещались и решили: в плен не брать. На кой черт, опять-таки извиняюсь, нам эти переметчики? Ну, а как там мой Норденфельд? Соскучился, знаете…
— Вторая рота-а-а! Нашу песню… Не забыли? Тогда запе-е-е…
— Перебежчики сообщают, что Автономов решил атаковать. Народу у него много, однако почти все — красногвардейцы, кадровых нет и офицеров нет. Две батареи трехдюймовок, но три орудия без замков. И снарядов мало…
Карта в руках штабного не нужна. Степь перед глазами — от края до края, слева направо. Прямо в центре (солнце, вправо два) — черные силуэты невысоких домов. Морозовская, бывший хутор Морозов, бывшая Таубеевская — в честь непопулярного ныне генерал-лейтенанта барона фон Таубе. Потому и переименована именем революции. Теперь, поди, Автономовской назовут…
— Предлагаю выслать разведку, уточнить, а пока… Может, целесообразно провести артподготовку?
Богаевский резким жестом останавливает штабного. Смотрит прямо на солнце, щурится, без всякой нужды поправляет тяжелую зимнюю фуражку.
— Нет. Атакуем прямо сейчас, в полный рост. Артиллерию — на прямую наводку. Бронепоезду наступать вместе с пехотой. Полковник?
Полковник — это я, все утро только и делаю, что забываю. «Шустов», «Шустов»… Теперь вспомнил, только как ответишь? Богаевскому виднее, в конец концов, он — Генерального штаба, не я. И что обсуждать? Как говорит фольклорист Згривец: «Ничего тут не придумаешь». Штыки — и прямая наводка.
— Я пойду вместе с Зуавами, ваше превосходительство.
Генерал кивает, мельком глядит на карту. Усмехается в усы.
— Значит, вы на левом фланге, я — на правом. Сигнал — три зеленых свистка. Шучу, только красные остались… Говорят, полковник, к вам целая рота перебежала? Неплохо для начала! Хе-хе! Между прочим, мне передали, будто есть предложение — пленных не брать. Все равно девать их некуда. Что скажете?
«Не ныть, не болеть, никого не жалеть, пулеметные дорожки расстеливать…» А я-то все думал, кто первым на этой проклятой войне отдаст такой приказ! «На сером снегу волкам приманка: пять офицеров, консервов банка. „Эх, шарабан мой, американка! А я девчонка да шарлатанка!“»
— Ваше превосходительство, думаю, все же целесообразно разобраться с каждым, индивидуально. Рядовых можно поставить в строй, так сказать, пополнение…