Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма

– Если тебя не убьют на войне, ты окажешься вместе со всеми на территории Финляндии. И сможешь там остаться. Насколько мне известно, в планы входит освободить Финляндию целиком. Усекаешь, Жох?

Жох разворачивал газету, освобождая от нее водочную емкость. Это занятие и прервал, уставившись на капитана.

– Какие у чухонцев города?

Шепелев не стал сдерживать улыбку – вор ухватил его идею за показанный хвост.

– Городов хватает. Столица – Хельсинки. Она далеко, можем не дойти. А вот до Выборга, что финны называют Виипури, должны.

– Выборг? Знаю. И не так чтоб далеко, как тот Ташкент, но и не шибко доберешься. Хорошее место. Думаю, подойдет.

Вор присел на подлокотник качалки, уткнул бутылочное дно в колено. Сорванная с «Пшеничной» газета была положена на столик, но ее ком скатился на пол. Глаза Лени-Жоха сузились, но в оставленных щелках можно было разглядеть разгоравшийся огонь. Рука нетерпеливо постукивала бутылкой по колену.

– А ведь верно, капитан! Ни одна падла туда не сунется. Мой город будет. Местное ворье приберу враз, если оно у них имеется и останется. (Жох надавил языком на нижнюю губу – это у него означало азарт и не предвещало финскому ворью хорошей жизни.) Наши понаедут – или под меня пойдут, или заворачивай оглобли. Можешь не сомневаться, капитан, – когда устаканится, наши выждут чуть и обязательно полезут. И вот тут им обрез выйдет, место занято. А старые предъявы в чужой стране не покатят. Я кровью ее заполучил. Придется им, падлам, договариваться, выдавать мне от советского сходняка прощение.

Было заметно – вора захватила идея стать «законником», воровским «держателем» в одном из финских городов, до которых, правда, еще только предстояло дойти. Жох содрал пробку.

– За победу?

– Потом. Тебе сейчас желательно не надираться. – Капитан встал, подошел к окну, раздвинул занавески. Вечереющий город, который завтра придется оставить надолго или навсегда, был засыпан снегом и обласкан холодом. Зима в этом году выдалась свирепая. Снегу навалило сразу много, и пусть впоследствии ветры не нагоняли сильных снегопадов, но выпавший снег не таял и поводов надеяться на оттепель погода не давала. С середины декабря вдарили морозы и не то что после не ослабевали, а только усиливались и усиливались. Сейчас в начале января столбик термометра болтался около минус сорока, колеблясь на два-три градуса, в основном, впадая в еще больший минус.

– Раз ты согласен, Леонид, то двигай – и прямо сейчас – на улицу Воинова. Там располагается войсковая часть НКВД и при ней устроен сборный пункт, где формируются роты добровольцев. Я туда позвоню, попрошу, чтобы не тянули, чтоб к завтрашнему утру из тебя сделали ополченца на полном довольствии. Ночевать останешься там, в шесть утра я за тобой заеду. Да, кстати. Все забываю спросить. А паспорт у тебя есть?

– А как же, капитан! – Жох полез во внутренний карман. – Кличат меня, если не путаю, Запрудовский Иннокентий Викторыч… Ща проверим…

Глава третья

Мост

«Господину Иосифу Сталину,

Москва.

Ко дню Вашего шестидесятилетия прошу Вас принять мои самые искренние поздравления. С этим я связываю свои наилучшие пожелания, желаю доброго здоровья Вам лично, а также счастливого будущего народам дружественного Советского Союза.

Адольф Гитлер».

Опубликовано в газете «Правда» 23 декабря 1939 года

1

Дача в Волынском, как и вся страна, жила ритмами Сталинского пульса. Хозяин остался один, он думает и его пульс бьется размеренно, покойно, – дача не нарушит его биение ни единым посторонним звуком. Будто и нет в доме роты охраны и роты обслуги.

Сталин подошел к высокому окну. За стеклом мертвели сугробы, за стеклом мерзли заснеженные ели. Сталин невольно поежился, подумав о том, какая нечеловеческая стужа царапает ледяными когтями об окна и стены его дома. Вах! Какой грузин зимним холодным вечером, чтобы согреть себя так, как не согреет и чача, не вернется в мыслях в солнечный летний полдень где-нибудь на окраине Кутаиси. Не сядет в мыслях за стол, сколоченный из грубых досок, под навес, увитый виноградной лозой, не наклонит глиняный кувшин с цинандали над деревянным стаканом. Рядом наливается соком алыча, шелестит листьями платан, вдали режут небо кавказские горы. Больно, что не в твоей власти объявить вечное лето. Хотя в твоей власти перенести столицу в Кутаиси. Сталин отнял трубку от губ, выпустил дым, разбившийся о стекло. А сколько, сколько еще не в твоей власти!