Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень

Я вышел во двор подышать, но и тут было не легче, хотя с моря дул ветер. Духота оказалась сильнее — она не покорялась ему. Над степью висело марево. Солнце какое–то затомленное и едва видимое сквозь кисею полупрозрачных топких облаков. Парило.

Не только я страдал от духоты. Боцман, чуть слышно взвизгивая, долго работал лапами, пока не добрался до влажного песка. Выкопав яму, лег на живот и распластался. Когда я подошел к нему, он сморщился, приподнял с одной стороны верхнюю губу, обнажил белый, мокрый, блестящий клык и заворчал: «Р–р–р-р».

Можно было бы пойти и выкупаться, но море не влекло: ветер перемешал прибрежные слои с придонными отложениями, и волна стала похожей на мутный суп. Некоторое время я бесцельно бродил по двору.

Хатенка моих хозяев с виду ничем не отличалась от других домиков Слободки, занимавшей окраину Ветрянска. Маленькие оконца, низенькие потолки, толстые стены — не дом, а равелин. Правда, в этом, как я узнал позже, был свой смысл: толстые стены зимой спасали от лютых северо–восточных ветров. Кроме того, в толстых стенах сделаны «хода» для дыма — таким образом, одна печь отлично согревает весь дом.

В хате, кроме горенки, — три крохотные комнатки, в которых хозяева почти не живут, это все для квартирантов. Под крышей пристроена просторная, без потолка, холодная кладовка для хранения овощей, солений и различного инвентаря и немудреных рыбацких снастей. Здесь же под стрехами висят пучки серебристой полыни, шалфея, ромашки и бессмертника; на перекладинах рыбачьи сети, весла, уключины, якорьки, дубовые бочоночки — так называемые анкерочки — для пресной воды, отпорные крюки; на полу — чаны для мойки и вымочки тарани, сулы и бычка, корзины, рогожи и еще добрый десяток вещей, которые могут и вовсе не понадобиться, но без них сердце рыбака не будет спокойным. Например, кухтыли — стеклянные дутые шары цвета аквамарина, — поплавки для поддержки верхней подборы сетей, столбы для ставников ^[8] и, как говорится, и т. д. и т. п.

Поперек двора от столба к старой акации протянуты шнуры (линьки) для сушки рыбы. Не знаю, для чего это все нужно Данилычу? Неужто он со своей культей занимается промыслом?

При хатенке небольшой участок с двумя сотнями кустов винограда, среди которых, как часовые, стоят четыре комолые груши и крепкая, молоденькая, со свежей, гладкой корой шоколадного цвета яблонька.

Возле дома и летней кухоньки хлипкие с виду деревца южной акации. На небольшом огородике кусты помидоров, облепленные пронзительно–красными плодами, арбузы–карлички и большие, как мексиканские сомбреро, тыквы.

В зарослях веничных растений колодец с солоноватой водой. Две «скреки» (так по–местному называют лягушек), облюбовавшие этот паршивенький водоемчик под свое роскошное жилище, иногда издавали довольные звуки, похожие на «скрэ–э–эк».

Хата и кухонька сверкали ослепительной белизной. Такую белизну с нежной проголубизной умеют наводить только украинские хозяйки. Хата стояла крепко, чуть сбочась в сторону моря, куда зорко глядели ее чисто вымытые оконца.

Между участком Данилыча и его соседом никакого забора. Только колючая трава, спинки осыпанных ржавчиной железных кроватей, давно отставленных их хозяевами от прямой службы, да еще полуистлевшие сети оберегали от докучливых кур.

…Владение Данилыча небольшое, и поэтому я на знакомство с ним потратил очень мало времени. А дальше что было делать? Спать? Не хотелось. А куда деть свободное время?..

В старину говорили: «Потерянного времени и на коне не догонишь». Что конь! Самолет и тот не в состоянии догнать потерянного времени! И все же чем заняться?

…Решение пришло неожиданно: на улицу, на люди! А там видно будет — может быть, не теряя времени, возьмусь за дело, ради которого я приехал в Ветрянск.

Я запер дом. Положил ключ в условленном месте и вышел на улицу.

12

Слободка выглядела как средняя казачья станица. Сильно вытянутая в длину, довольно пыльная, с собакой в каждом дворе, она была полна ребятишек, необычайно полных женщин и стройных и красивых девушек. Не тех — спортивного вида, которыми отличаются большие города и прославленные курорты, то есть девушек с коротко подрезанными волосами, узкими бедрами и небрежно крашенными губами, а стройных, с тугим, будто точеным, телом, с загорелыми ногами, с неискромсанными модой волосами, с чистыми, ненамазанными губами…

По центральной магистрали бегал автобус, связывавший Ветрянск и вокзал с курортом, расположенным в километре от Слободки. На булыжной мостовой с утра и до ночи стоял грохот моторов.

На остальных улицах машины ходили редко. Лишь велосипедисты настойчиво позванивали, вызывая переполох среди гусей, коз, кур, уток и свиней, которые свободно разгуливали по Слободке.

Свиньи подрывали все, что могло подрываться, и с сочным хрустом пожирали арбузные корки. Гуси ходили по улицам будто с единственной целью доказать, что более ревнивых супругов, чем гусаки, на свете нет: они шипели, лезли в драку почти со всеми прохожими.