Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень

Рассудительнее всех вели себя козы: они с аппетитом уплетали серебряные листья диких маслин и черную полынь, показывая, что для производства жирного молока подходяще всякое сырье. И только глупые куры, которых природа сделала болтливыми даже в ответственнейший момент приношения плода, безмятежно купались в пыли, словно дразня уток, которым для получения полного удовольствия нужно было, либо идти в лужу, либо дожидаться, когда на море кончится шторм.

…Я не заметил, как дошел до почты. В маленькой комнатке было душно. За барьером сидела беременная женщина с очень некрасивым, но добрым лицом. Некрасивость ее была, по–видимому, временная, а доброта, очевидно, постоянная. Работала она хотя и медленно, но очень душевно, и все у нее выходило ладно. Напротив сидел мужчина. Сиплым голосом он передавал в телефон телеграмму. Фразу: «Колхоз дал Василю премию мотоцикл» — на городской почте никак не могли записать, так как слово «мотоцикл» мужчина, даже диктуя по буквам, передавал как «моцотыкл». Женщина, подававшая телеграмму, взяла почтаря за рукав. Он приостановил передачу телеграммы и, вслушиваясь в объяснения женщины, даже просветлел лицом.

Еще только войдя на почту, я в уме сочинил телеграмму домой, очень обстоятельную и нежную. Но когда услышал, как передаются телеграммы, и представил себе, что и в моей вдруг обнаружится свой «моцотыкл», на ходу перестроился, написал обычный текст — «доехал благополучно» и далее в том же духе с прибавлением адреса.

Взяв газету, я вместе с женщиной, матерью Василя, премия которого доставила столько хлопот местной почте, вышел на улицу.

Слободка в этот час оказалась безлюдной, сонной. Женщины не толклись ни у скромного магазина «Сельпо», где господствовали с детства знакомые запахи соли, керосина, дегтя и сыромятной кожи, ни «у Вани» — продовольственной палатки, где Данилыч, как он сообщил мне по секрету, имел кредит, ни «у Гриши» — местного ГУМа, где «с утра давали сахар, который только сейчас кончился».

Обо всем этом сообщила мне женщина, «отбивавшая» мужу телеграмму о премировании Василя «моцотыклом». Да я и сам еще издали видел, что в «Сельмаге», кроме двух мальчишек, приклеившихся взглядом к горке фруктовых, обсыпанных сахарным песком конфет, никого нет.

В открытую настежь дверь виднелись большие весы, мешки с крупной чонгарской солью, ящики с гвоздями, куски мела, похожие на глыбы снега. В витрине центральное место занимали высокие рыбацкие сапоги — бахилы.

«У Гриши», в этом сельском чудо–магазине с большими зеркальными стеклами, — дорогие куклы в розовеньких воздушных с рюшами платьицах, эмалированная посуда, обувь, «культтовары», вазы, расписные глечики и богатый гастрономический отдел.

«К Грише» заходили дюжие рыбацкие жены, с прибылью отторговавшиеся на городском базаре, купить ребятишкам гостинчика, а «чоловику горилки и ковбасы». Хотя, как мне пояснила моя спутница, мать Василя, «зараз тильки дурный пьеть горилку»: сентябрь в Слободке да и во всей Ветрянской округе — время молодого вина, в каждом доме (у кого есть виноградник) «жмут вино», угощают друг друга, и рыбаки, пока в море орудует «тримунтан», охотно отвечают на приглашения: «Заходьте до нас, Пантелей Григорьевич, отведать «Изабеллы».

Виноградники Ветрянска очень богаты сахаром; здесь главенствуют сорта «мускатная шасла» и «Изабелла». Рыбаки любят, когда этот сахар огнем бродит в их жилах. Но вот, в один прекрасный день, не сговариваясь, а подчиняясь велениям поразительной женской интуиции, рыбачки убирают все со столов, хватают своих отважных капитанов, как говорят, за кушаки, сажают в шлюпки и мчат на рейд, где катера в ожидании хозяев давно, как застоявшиеся кони, танцуют на волне.

Уйдут рыбаки — и в Слободке, как осенью в поле, с которого свезен весь хлеб, тихо, пустынно, тоскливо. «У Вани» никого.

Не веселее и «у Гриши». А в чайной, всегда кишащей людьми, как муравейник, теперь за красного гостя идет заезжий уполномоченный.

Рыбачки в отсутствие мужей справляют большие стирки, чинят крыши, затирают полы, подбеливают хаты, ладят бродячих шоферов съездить в Донбасс за углем, готовят на зиму соленья и маринады, а вечерами, щелкая жареные семечки, судачат у калиток либо перед окнами своих горенок.