Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень

Скиба стоял на крыльце правления колхоза. Прищурив «манэсенькие очи», держа руки в карманах галифе, в надвинутой на глаза военной фуражке, он смотрел на море. Увидев меня, он повернулся и пошел к себе.

Сделав вид, что не замечает моей протянутой руки, Скиба, стоя за письменным столом (этим он хотел подчеркнуть, что разговор будет коротким), сказал в ответ на мое приветствие:

— Здравствуйте! — Не делая обычной для него паузы, продолжал: — Шо ж вы прийшлы, когда я ще позавчера казав, шо не можу дать вам шлюпки… Ну не можу, и всэ! — с раздражением сказал он. — Надо було з Москвы, как полагается у людей солидных, отношение или там заяву… Мы б с МРС спланировали… А шо ж вы, як с неба свалились. А тут бичок скоро пойдеть… Ну шо мне з вами воду в ступе толочь? Не можу, и всэ!

Он отвернулся к окну и пустил такую струю дыма, что в комнате стало темно. Я был в полном недоумении: неужели Маркушенко не говорил с ним?

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» — подумал я, выходя из кабинета Скибы. Очутившись на крыльце правления, я потянулся за второй папироской, чего раньше не позволял себе натощак. Только я затянулся, как услышал за спиной голос Скибы.

— Слухайте! — сказал он. — Куда вы спешите?

Я вскинул на него глаза.

— Шо вы, — продолжал он, — не можете недельки две отдохнуть, а? Позагорайте, фрукту покушайте… Такую фрукту, как наша, в Москве ни за какие деньги не купишь! А недельки через две мы закончим план, тогда я сниму сейнер — валяйте хоть в Таганрогский, хоть в Арабатский залив… Можете аж до Керчи ходить! Га?

— Нет, — сказал я, — я не на курорт приехал.

— Ну, як знаете, — махнул он рукой, — дело хозяйское.

Я направился к выходу.

— Слухайте! — снова остановил он меня. — А может быть, вы с нами на бичка сходите? Я могу поместить вас на флагмане. А?

— В другой раз с удовольствием, — сказал я, — а сейчас не могу.

— Ну, как знаете, — пробормотал он, повернулся и пошел в свой кабинет.

И опять не успел я сделать и десяти шагов, как снова услышал крик Скибы: «Слухайте!» Опять Скиба пытался дипломатничать, но я был непреклонен. Несколько раз он останавливал меня одним и том же словом, которое он произносил каким–то тупым и скрипучим голосом. Вскоре до него дошло, что я раздражен, и он перестал изображать из себя министра иностранных дел колхоза «Красный рыбак» и сказал совсем незнакомым мне, не скучным и не веселым, а каким–то решительно–отчаянным голосом:

— Слухайте! Шо, если я дам вам не баркас, а моторку, а человека вы сами договорите? Га? Ну того… Тримунтана… А? Он моряк о!

Скиба поднял большой палец на уровень своих глаз и хитренько, чуть заметно улыбнулся.

— А шо вон безногий, — продолжал он с нарастающим пафосом, — так это чепуха. Он любого хлопца за брючный ремень заткнет. Ну как, а?

Я промолчал, хотя предложение Скибы меня вполне устраивало и цену Данилычу я уже знал. Но надо же было выдержать «характер»!

— Ну шо? — теряя терпение, спросил Скиба. — Шо, и это вас не устраивает? Берите! Мотор новый, шлюпка богацкая, а?

Больше тянуть нельзя было, и я сказал:

— Ладно!

— О це добре! — воскликнул он. — Зараз иду з вами на склад, поглядите, какую красавицу даем вам.

Когда мы шли к складу, Скиба, словно позабыв то, о чем мы только что говорили, сказал:

— Зачем вам надо было беспокоить товарища Маркушенку? Га? Неужели мы з вами лично не могли решить все по–хорошему, так, культурненько? Шо вы думаете, я не дал бы вам моторки? Добра–то! Я ж не жадный. Порядок должен быть для всех. Шо вы пошли до Маркушенки, это ничего — вы человек приезжий, ученый. Мало ли разговоров у ученого с секретарем горкома партии! А вот чего надо было хозяину вашему до секретаря, як дудаку, скакать? А?

Я ничего не сказал Скибе, так как он закончил свой монолог в тот момент, когда мы вошли в сарай и я увидел на стеллажах катер. Он был не больше двухпарной шлюпки, но действительно красавец. Судя по виду, катерок должен быть мореходным, то есть не бояться волны и свежего ветра. Мотор был снят с него и лежал отдельно, в ящике, обернутый в вощеную бумагу, густо смазанный консервационным маслом. Мне захотелось сразу же распаковать его, протереть, поставить на шлюпку — и в море!

22

— Ну шо? — спросил Скиба, хотя и без слов по лицу моему было видно, что я лучшего и не ожидал.

— Отлично! — сказал я.

— А-а, то–то! Скиба хорош, когда дает! Скиба бюрократ, Скиба кат, Скиба черт знает хто, когда радянсько добро бережет!

Заперев сарай и оставшись у ворот, он вынул изо рта трубку и долго молча глядел вдоль улицы, против которой был расположен сарай. Маленькие глазки его щурились, будто по ним хлестало ослепительное солнце. Рыженькие бровки подрагивали от напряжения. Он шумно, как паровоз, дышал, будто собирался сказать что–то злое и неприятное, но вдруг лицо его просияло.

— Гляньте туда! — сказал он.

Я посмотрел в то место, куда Скиба указывал рукой.

— Видите дворец?

— Это что, вон тот большой белый дом?

— Точно… Это наш клуб. Красивый? Верно?.. А сколько було мороки из–за него? Волокушей не выгребешь!.. А хто ту мороку сробыв?.. Хозяин ваш. Чего он тут вытворял? Тильки шо одному богу не писав…