Мне казалось, что Коко засмеётся, подхватит песенку, но он почему-то совсем грустно произнёс:
- Да, да… Если на свете живут синие киты, то, наверное, где-то живут-поживают и малиновые лошади, и зелёные коты. Но это ничуть не смешно.
И петух вдруг заплакал.
Я удивился:
- Что с тобой? Уж не захворал ли ты морской болезнью?
- Нет, я не захворал. Я ни капельки, Лёвушка, не захворал, но я вспомнил Страну Нашего Детства. Услышал про кота на печке, про лошадь в малиннике - и вспомнил…
И петух опять завсхлипывал, и слезы катились даже по его шёлковой бородушке.
- Не надо падать духом! - утешал я товарища. - Посмотри, как старается кит. Он скоро привезёт нас к берегам Самой Жаркой Страны, и там, может быть, мы увидим и Валяй-Форси.
- Ах! Мне уже больше не хочется искать Валяй-Форси! Я хочу домой… - вздохнул петух и отвернулся. Он стыдился своих слез.
Но я не упрекнул его. Я верил, что мой товарищ в пути не струсил, а плачет лишь из-за сильной усталости. Я и сам едва держался.
Вот так, то грустя, то радуясь, мы плыли по океану к Самой Жаркой Стране. К Стране, у берегов которой плавала мамаша Синего Кита.
И вот из-за горизонта выглянули далёкие пальмы, а под ними ярко зажелтела узенькая песчаная полоска.
Наш океанский конь резко убавил ход и басом прогудел:
- Ближе не могу-у! Слишком мелко! - И я снял упряжку с его могучей спины.
- Спасибо, дорогой кит! Кланяйтесь вашей маме.
- Непременно поклонюсь! А благодарить не стоит. Я даже и не заметил, что вы прокатились на мне, - ответил кит, и его синий хвост сразу исчез в синем океане.
А мы немножко погребли зонтиком и вскоре высадились на берег. Там было не прохладней, чем в натопленной бане.
Мы и впрямь на глазах друг у друга начали темнеть. И это было бы весело, если бы хоть кто-нибудь чего-нибудь дал нам попить! У меня от жажды свело губы, а петух распустил крылья и широко разинул клюв.
Оттого, что рядом плескался океан, пить хотелось ещё больше.
Мы попробовали глотнуть морской воды и выплюнули. Ведь океан до самого донышка был солёным. Таким солёным, словно в нём солили огурцы.
- Охо-хо! Я умираю… - просипел петух, закрывая глаза.
Я глянул на него, вздохнул и тоже прилёг рядом на горячую землю.
- Подождите! Не умирайте! - вдруг послышалось сверху, и что-то шлёпнулось в жёсткую траву.
Я вскочил.
Около сундука лежал круглый кокосовый орех, а над нами на пальме сидел человек в зелёной жилетке, в зелёной панаме. На ногах, кроме полосатых носков, у него ничего не было. Зато внизу, под пальмой, стояли такие огромные, широченные сапожищи, что в каждом из них могли бы свободно уместиться и я и петух.
Человек махнул нам панамой, крикнул: «Сейчас!» - и стал спускаться.
А когда спустился до середины, оттолкнулся, прыгнул и попал обеими ногами в сапоги.
- Вот здорово! - сказал Коко.
- Как в цирке! - подтвердил я.