Капитан «Неуловимого»

Подумав, достал танк Т-28, он командирский, с рацией. Надев шлемофон танкиста, я включил рацию и стал на открытой волне вызывать майора, командира того истребительного полка. Канал, на котором обычно наши летуны общаются, я знал. Надеюсь, доорусь. Нет, слишком маломощная, едва ли больше чем на тридцать километров берёт, а более мощной рации у меня нет. Немецкие не подходят, они по другим каналам работают. Мощные стоят на субмарине и боевых кораблях, но не доставать же их тут.

Так что я достал «шторьх» и перенёс Олега в салон, а потом вызвал лётчика-лейтенанта, который, вздыхая (устал на меня работать), поднял самолёт в воздух. Двигаясь над верхушками деревьев, мы полетели к Ленинграду. Всё же это был немецкий тыл, и вскоре, когда мы пролетали передовую, нас обстреляли. Я ещё могу понять, почему это делали наши – кресты на крыльях. Но немцы почему стреляли?

Что плохо, они попали: самолёт затрясся от попаданий, а лётчик как-то тонко вскрикнул и захрипел. Заметив, что у него изо рта, стекая на подбородок, идёт кровь, я понял, что ранение смертельное, и велел ему:

– Срочно сажай самолёт.

Лейтенант, прежде чем умереть, успел посадить самолёт. Посадил на лесную дорогу, даже особо не повредил машину. Мотор заглох – и тишина, только хорошо слышна перестрелка от близкой передовой.

Выбравшись из салона, я отметил Взором, что к нам бегут красноармейцы, которые, видимо, видели посадку. Поэтому решил переодеться. Успел снять комбинезон, застегнуть шинель и надеть фуражку, сапоги вернул на место, притаптывая, чтобы сели. Когда я препоясывался ремнём, подбежали первые бойцы.

– Ну, и кто стрелял?! – грозно спросил я.

Опознали меня, видимо, сразу, засмущались. Тут и командиры подошли, трое их было: два политработника и лейтенант-артиллерист.

– Старший политрук Федосов, комиссар стрелкового полка Ленинградского народного ополчения. Мы тут оборону держим. А что обстреляли – уж извините, вы на немецком самолете летели. Кстати, товарищ Мальцев, можно ваши документы посмотреть?

– Да, конечно.

Я расстегнул шинель, засветив две медали Героя, и протянул ему командирскую книжицу и командировочное – у меня с документами порядок. Два других командира осматривали салон самолёта.

А вот звуки боя неподалёку мне не нравились. Прислушавшись, я сказал:

– Похоже, немцы тоже видели, куда их самолёт сел, и атакуют ваши позиции. Видимо, своим помочь хотят.

– У нас хорошие позиции, отобьёмся, – возвращая документы, ответил политрук. – Откуда у вас немецкий самолёт?

– У, история ну очень интересная.

– Это мы его? – спросил лейтенант-артиллерист, показав на тело Олега.

– Нет, разбился при посадке. Я решил не бросать тело, а доставить в полк, чтобы похоронили с почестями. А история такова. Был в Москве, награждали второй Золотой медалью, возвращались мы на двухместном истребителе, был бой. Оба «мессера» Олег сбил, последнего тараном. Мне пришлось прыгать, а он решил машину посадить, и вот как вышло.

Пока я искал место посадки, немало времени прошло, а тут слышу: звенит кто-то мотором. Выскочил на поляну и увидел этот связной самолёт, который, видимо, своих искал, тех двоих. Я руками махать начал. Он увидел обломки самолёта, меня в комбинезоне и шлемофоне лётчика (это я сейчас переоделся) и сел, приняв за своего. Ошибку понял, да поздно, я его на прицеле пистолета держал. Разоружил немца, забрали тело Олега и вылетели, и вот до вас долетели.

– А вы говорите на немецком? – спросил политрук.

– В совершенстве знаю, – подтвердил я. – Кстати, мне бы своим сообщить. Что у вас со связью?

– Никак. Это вам в штаб дивизии надо. С транспортом поможем, телегу и возницу дадим. Машин у нас нет.

Немца выгрузили, обещали похоронить. Даже жаль, привык я к нему. Его кобуру с «Вальтером» я политруку отдал, про документы не вспомнили.

Вскоре подкатила телега. Мы погрузили тело Олега, с трудом выпрямив конечности, и, сев на край телеги, покатили вглубь леса. Куда ехать, возница знал.

А вообще, ополченцы не против были меня задержать, в смысле стол накрыть, напоить, расспросить о причинах второго награждения: газеты с нашим походом и возвращением ещё не дошли до передовой. Но бой усилился, командиры забеспокоились, так что отправили нас и побежали обратно: немцы в одном месте всё же смогли выбить наших из окопов, так что помощь точно не помешает.

Через три километра, когда уже стемнело, мы выехали к штабу дивизии. О нас уже знали: оказалось, политрук послал вестового лесной тропинкой, и он давно обогнал нас. Я связался с полком, где служил Олег (со штабом флота почему-то не соединяли), там с огорчением узнали о гибели их лётчика и велели ждать на месте, утром пришлют связной самолёт. У медсанбата имелась удобная площадка для взлёта и посадки, санитарные там уже садились.

Пока ждал самолёт, попал под прорыв немцев. И что обидно, виноват я. И Олег из-за меня погиб: я же про ту вырубку сказал. Сейчас немцы, перекинув немногочисленные резервы, атаковали в том месте, где сел их самолёт, и прорвали фронт, сумев дойти до штаба дивизии. Чёртовы «охотники», всё из-за них.