Капитан Поль

Кумир, занимавший вот уже несколько дней сердца и умы бретонцев, оказался человеком лет пятидесяти или пятидесяти пяти, сутуловатым, но не от старости, а скорее от привычки ходить между палубами. Он был в полной флотской форме: синем мундире с красными отворотами, красном камзоле, таких же штанах, серых чулках, с жабо и манжетами; волосы его, завитые толстыми буклями, были сильно напудрены и связаны сзади лентой с висячими концами; треугольная шляпа и шпага лежали подле него на столе. Когда Эммануил показался в дверях каюты, капитан сидел в кресле, но, увидев гостя, быстро встал.

Молодой граф почувствовал некоторое смятение при виде этого человека: глаза его, казалось, проникали в душу и свободно читали в ней то, что было скрыто для других людей. Может быть, впечатление это усиливалось тем обстоятельством, что дело, которое привело графа Эммануила сюда, вызывало в нем некоторые угрызения совести.

Они поклонились друг другу учтиво, но как люди, которые чувствуют один к другому тайное отвращение.

- Я имею честь говорить с графом Эммануилом д'Оре? - спросил старый капитан.

- А вы, конечно, капитан Поль? - спросил в свою очередь молодой мушкетер.

Оба еще раз поклонились.

- Позвольте узнать, - продолжал капитан, - какому счастливому случаю обязан я честью видеть у себя на корабле наследника одной из знатнейших во всей Бретани фамилий?

Эммануил еще раз поклонился в знак благодарности и, помолчав несколько секунд, как будто ему было трудно начать этот разговор, наконец произнес:

- Капитан, мне говорили, что ваш корабль идет в Мексику?

- Это правда. Я иду в Новый Орлеан и по пути зайду в Кайенну и Гавану.

- Прекрасно. Значит, вам не нужно будет и сворачивать с пути, чтобы исполнить предписание, которое я вам привез, если вы согласитесь его исполнить.

- От кого же это предписание?

- От морского министра.

- Предписание на мое имя? - спросил капитан с некоторой недоверчивостью.

- Собственно, не на ваше имя, а на имя всякого капитана, который идет в Южную Америку.

- В чем же дело, граф?

- Необходимо отправить в Кайенну одного государственного преступника, приговоренного к ссылке.

- Документ с вами?

- Вот он, - ответил Эммануил, вынимая из кармана бумагу.

Капитан взял ее, подошел к окну, чтобы воспользоваться последним светом уходящего дня, и прочел вслух следующее:

- "По приказанию господина министра морских сил и колоний, благоволят все господа капитаны и лейтенанты, на казенных судах команду имеющие и отправляющиеся в Южную Америку или Мексиканский залив, принять на свой корабль и высадить в Кайенне государственного преступника Лузиньяна, приговоренного к пожизненной ссылке. Командир корабля должен наблюдать за тем, чтобы преступник не выходил из своей каюты и не имел никакого сообщения с экипажем".

- Согласны ли вы исполнить это предписание?

- Я обязан исполнять предписания морского министра.

- Так позволите доставить на ваш корабль преступника?

- Когда вам угодно. Только, если можно, поскорее, потому что я недолго простою в здешних водах.

- Я велю поторопиться.

- Вы ничего не имеете больше сказать мне?

- Мне остается только поблагодарить вас.

- Не за что: я получил предписание и по долгу службы исполню его, вот и все. Это не услуга.

Капитан и граф снова раскланялись, и прощание оказалось еще холоднее, чем встреча.

Выйдя на палубу, Эммануил спросил у вахтенного офицера, где его знакомый; тот ответил, что молодой моряк остался ужинать у капитана Поля, а шлюпку свою предоставил в распоряжение графа. Действительно, она стояла борт о борт с фрегатом, и матросы, держа весла наготове, ждали пассажира, которого им приказано было доставить на берег. Как только Эммануил спустился в шлюпку, она понеслась к берегу с прежнею быстротою.

В ту же ночь ссыльный был привезен на корабль, и на другой день любопытные тщетно искали глазами фрегат, который целую неделю давал повод к бесчисленным догадкам. Приход его, пребывание в гавани и внезапное исчезновение навсегда остались для добрых обывателей Пор-Луи нераскрытой тайной.

ГЛАВА III

Причины, которые привели капитана Поля в Пор-Луи, пока пусть остаются тайной для нашего читателя так же, как и для жителей городка, и хотя описывать происшествия на суше автору приятнее и интереснее, чем малозначительные события на море, однако дня два-три мы будем вынуждены следовать за быстрым бегом "Индианки" по океану.

Погода была прекрасная, какая только может быть в западных странах в начале осени. "Индианка", подгоняемая попутным ветром, летела как на крыльях, и матросы, беспечно полагаясь на ясный и спокойный вид неба, за исключением нескольких человек, занятых приборкой корабля, расселись всюду по палубе и убивали время кто как умел. Вдруг с высоты мачты раздался голос сторожевого матроса: "Гей! Парус!"

- Гей! Парус! - повторил боцман, который был в это время на марс-стеньге.

- Парус! Парус! - закричали матросы на палубе, потому что в это время волна приподняла появившийся на горизонте корабль, и моряки тотчас его заметили, хотя пассажиры и пехотные солдаты, очевидно, приняли бы эту белую точку не за корабль, а за морскую птицу.