Капитан Райли

Хотя, подумалось Алексу, к тому времени, как это случится, они оба превратятся в замёрзшие ледяные глыбы.

— Джек! — окликнул он, ища взглядом своего друга. — Где... ты?..

Его тело, замерзшее и окостеневшее, теперь было лишь мертвым грузом, тянувшим его ко дну, а застывшие лицевые мускулы, от век до языка, превратили лицо в гротескную синюю маску.

Ценой титанических усилий он исторгнул из себя лишь жалкий хрип; произнести хоть слово, даже шепотом, оказалось невозможным.

С трудом Райли повернул голову в сторону своего верного товарища — и увидел перед собой лишь его неподвижное тело; раскинув руки, оно покачивалось в воде, устремив к звездам неподвижный взгляд.

Он хотел окликнуть его, назвать по имени, словно имя Джека было волшебной формулой, способной заставить его сердце снова забиться. Но не мог даже шевельнуть губами.

Наконец, ему удалось открыть рот, но оттуда не вырвалось ни единого звука — даже слабого шепота.

Ему хотелось плакать, но было так холодно, что даже слезы замерзали на щеках.

Он один выжил в этой безумной авантюре, куда втянул всех, кто ему доверял, и привел их к трагическому концу.

Все они погибли по его вине. В очередной раз.

Вне всяких сомнений, он заслужил такой конец.

Вне всяких сомнений.

И тут он понял, что у него уже нет сил бороться за жизнь, ибо это бессмысленно. Тогда он, раскинув руки, отдался на волю океана, дожидаясь, когда с последним вздохом душа окончательно покинет тело.

Вздохнув и моргнув в последний раз, он окинул взглядом звездное небо, отыскав созвездие Ориона, и, прежде чем позволить себе погрузиться в теплые объятия смерти, вгляделся в безупречно прямую линию, где выстроились в ряд Альнитак, Альнилам и Минтака, образовав мифический пояс Ориона.

В какой-то момент ему вспомнилось, что, как ни странно, на те же звезды он смотрел в ту далекую ночь, когда был ранен на холме Пингаррон. Там, где он должен был погибнуть много лет назад.

«Какой же ты козел!» — подумал он, обращаясь к Господу Богу и проклиная его жестокое чувство юмора.

И, видимо, Господь его услышал, поскольку в эту минуту кто-то окликнул его по имени. И Райли отчего-то даже не удивился, скорее разозлился.

«Да иду, иду уже!» — раздраженно подумал он.

«Не торопись», — ответил таинственный голос.

Вздохнув в последний раз, он провалился в черные воды небытия.

Поэтому Алекс Райли не увидел, как вдали, едва различимое в ночной мгле, появилось размытое белесоватое пятно, плывущее по спокойным водам. Оно неспешно приближалось к нему под негромкое мурлыканье небольшого подвесного мотора.

Атака  

23 февраля 1937 года

Холм Пингаррон

Мадрид. Испания

Через минуту после того, как капитан Скотт упал, прошитый пулями фашистов, и сержант Райли принял на себя командование, все уцелевшие первой роты батальона Линкольна двинулись на холм — туда, где гремели выстрелы, доносившиеся с вершины Пингаррона.

Под защитой ночной темноты они ползли, словно змеи, прижимаясь к земле, будто пытались вырыть траншеи собственным брюхом. Пулеметные очереди то и дело вспарывали землю вокруг; порой глухой перестук свинцовых пуль сменялся куда более жуткими звуками, когда пули прошивали человеческую плоть и кости; вслед за этим слышались крики боли, мольбы о помощи или, хуже того, откровенно мертвое молчание.

Райли знал, что вражеские пули настигли многих его людей, но отступать было уже поздно и столь же опасно, как идти вперед. К тому же, траншеи мятежников были уже совсем рядом, и у них был приказ захватить их.

«Никто не посмеет назвать меня трусом, — подумал он, чувствуя, как скрипит песок на зубах. — Я возьму этот гребаный холм, чего бы мне это ни стоило».

Прикрываясь обезглавленным телом погибшего, Алекс поднял голову и посмотрел вперед, в сторону позиций националистов и, благодаря огненным вспышкам среди облаков порохового дыма и мешков с песком, он как будто разглядел белые тюрбаны и красные фески вражеских стрелков.

— Марокканцы!.. — яростно сплюнул он. — Да кому там и быть, как не этим гребаным арабам!..

Как любой солдат-республиканец, он знал, что марокканцы мятежной армии были ударной силой генерала Франко: самые жестокие, безжалостные и закаленные в битвах сукины дети. Одна мысль об этих головорезах, нанятых в горах Марокко, наводила ужас на ополченцев, словно на малых детей — сказочка про старика с мешком. Райли знал по опыту, что рано или поздно кто-нибудь из батальона их разглядит и заявит об этом во весь голос, и тогда одни растеряются, другие бросятся бежать, и в итоге почти все погибнут по вине одного-единственного паникера.

Надо было что-то делать, и как можно скорее.

Недолго думая, Алекс повернулся к своим ребятам и, перекрывая грохот сражения, громко крикнул:

— Штыки к бою! Первая рота — штыки к бою!

Райли замыслил отчаянный план, понимая, что минометный обстрел их позиций может начаться в любую минуту, и так или иначе, им придется наступать. Алекс надеялся, что сгущающаяся темнота защитит их от прицельного огня фашистов.

— Джек! — крикнул он во всю силу легких, присоединяя к винтовке штык. — Ты меня слышишь?