Капитан Трафальгар

– Вероятно, да, – отвечал Жан Корбиак. – Прежде всего, судебные власти вообще не любят изменять свои решения и отменять свои приговоры. Далее, справедливость требует сказать, что этот приговор 1815 года, который мне, конечно, не подобает одобрять, имеет, однако, свое серьезное оправдание со стороны поддержания общественного порядка и безопасности, а также со стороны международного права. С точки зрения француза, на которой, конечно, стоял и я, я полагал, что имею право на свой собственный страх продолжать борьбу и преследование англичан везде и всюду, где они попадутся мне. Но с точки зрения американского правительства, я вынужден сознаться, что власти Нового Орлеана не могли допустить моего открытого сопротивления их постановлениям. На их месте я, вероятно, поступил бы точно так же. Из этого ты видишь, что сама логика требует ратификации этого приговора и приведения его в исполнение… Тем не менее я склонен думать, что ввиду моего настоящего положения мне была бы дарована жизнь и смертная казнь заменена бы пожизненным заключением в какой-нибудь крепости… Впрочем, не следует упускать из виду и то, что американская партия, всесильная в настоящее время в Новом Орлеане, может потребовать моей казни и, пользуясь этим случаем, унизить и оскорбить французскую партию…

– В таком случае, – заметил я, – простите, командир, если я позволю это замечание, на которое, быть может, не имею никакого права, – но в таком случае, не считаете ли вы крайней неосторожностью входить в американские воды?..

– Да кто же может узнать об этом? Решительно никто!.. Мы бросим якорь в заливе Баратария, все ходы и выходы которого мне знакомы лучше, чем кому-либо в целом мире и в котором в настоящее время нет других судов… Что это так, я лично имел случай убедиться: тебе-то я могу признаться, что за эти четырнадцать лет я не первый раз возвращаюсь туда. Я уже три раза был здесь с тех пор – отчасти для того, чтобы сбывать неудобный товар, а главным образом с тем, чтобы под строжайшим инкогнито, переодетый, побывать в стенах монастыря урсулинок и повидать, обнять и расцеловать своих детей сквозь решетку приемной залы!.. На этот раз мы, может быть, прибудем туда раньше, чем успеет вернуться в Новый Орлеан Вик-Любен со своей свитой, и уж, во всяком случае, без того, чтобы он мог подозревать о моем присутствии здесь. Вы с Белюшем сойдете на берег и наведете справки о них. Я так стремлюсь узнать, что стало с моими детьми и с твоим отцом, что готов решиться для этого на самый безумный поступок!.. Если они вернулись и находятся у Клерсины, мы немедленно берем их и выйдем в море, чтобы вернуться во Францию. В противном же случае мы подождем их… Ну, что ты скажешь на это? Разве мой план не вполне естествен и практичен?

– Да, конечно! – воскликнул я вполне искренне. – Но только при условии, что никто не заподозрит вашего присутствия на «Эврике».

– Не только этого, но и самого присутствия «Эврики» в заливе Баратария никто не может подозревать! – весело успокоил меня Жан Корбиак. – Мы войдем в него ночью, и я встану так, что наш клипер останется совершенно никому не виден.

Я не счел себя вправе противоречить намерениям, принятым человеком, столь опытным и привычным в делах такого рода, – вернее сказать, даже и не помышлял об этом. При таком раскладе наше дело должно было увенчаться успехом. Кроме того, весь этот план как нельзя более был мне по душе уже потому, что, во-первых, согласовывался с моим инстинктивным влечением ко всякого рода приключениям, а во-вторых, сулил мне скорое свидание с Розеттой и моим отцом. Теперь я только и думал о том, как бы обсудить С Белюшем, что нам следует делать по прибытии в Новый Орлеан.

Решено было проникнуть в город ночью на маленькой лодочке без обозначения принадлежности ее к судну какой-либо страны, и сначала рекой, затем «байю» Сент-Жан, пройти в предместье этого имения, к домику Клерсины. Затем мы решили украсить себя широкополыми сомбреро, надвинутыми на глаза, чтобы не быть узнанными, наконец, решили даже ни с кем не заговаривать. Белюш хотел отыскать путь к домику Клерсины по «байю» и пристать к нему с северо-западной стороны, то есть с самой безлюдной и пустынной части всего квартала, где мы менее всего рисковали иметь нежелательные встречи. При таких условиях трудно было даже предположить, чтобы все не устроилось именно так, как мы того желали.