Любовь к литературе и обусловила его решение заняться писанием мемуаров. Избрание Пушкиным мемуарной формы своего романа — еще одно свидетельство его необыкновенной исторической зоркости и чуткости. Дело в том, что характерной особенностью духовного развития людей XVIII в. являлось их стремление вести автобиографические записки, писать мемуары. Их воодушевляло желание рассказать о своей жизни и своем времени.
Потребность рассказать о своем времени, а точнее о самом главном событии своего времени — «пугачевщине», и была причиной, заставившей Гринева взяться за перо. Тем самым мемуары его становятся важнейшим исторически-конкретным документом, красноречиво характеризующим личность Гринева, его интеллектуальный уровень, его нравственные и политические убеждения.
Мемуарист Гринев — истинный дворянин, убежденный противник «насильственных потрясений», верный присяге офицер — чувствовал себя, однако, обязанным сохранить память о важном «происшествии» русской истории, сообщить правду о восстании и его руководителе. При этом он не боялся отступать от официальных оценок Пугачева и пугачевщины и смело высказывал свою благодарность Пугачеву за добро, сделанное ему.
Обо всем этом необходимо говорить подробно, ибо в литературе, посвященной «Капитанской дочке», бытует несправедливое мнение о Гриневе. Суждение, в свое время оброненное Белинским, что Гринев — это «ничтожный, бесчувственный характер»,141
было некритически усвоено советским пушкиноведением. Гринева называют типичным недорослем, недалеким, хотя и благородным дворянином, сторонником «убогой философии истории», «бесхитростным выразителем охранительной идеологии» и т. д.Подобное восприятие Гринева противоречит тексту романа. Мастерство Пушкина, проявившееся в создании сложного и уникального в русской литературе образа рассказчика — главного героя «Капитанской дочки», оказалось непонятым. Уникальность образа Гринева-рассказчика, мемуариста в том, что, описывая свою жизнь в период восстания, он выступает своеобразным летописцем «пугачевщины».
Заслуживает внимания и еще одна особенность построения образа рассказчика — он дан в романе в двух временных измерениях. Мы видим двух Гриневых — семнадцатилетнего юношу, только что начавшего военную службу, и пятидесятилетнего мемуариста, литератора, умудренного опытом, много повидавшего человека (Гринев неоднократно сообщает, что записки свои он пишет в первые годы александровского царствования, видимо до 1812 г.). Между ними не только временная, но и нравственная дистанция. И этот пятидесятилетний мемуарист, стараясь быть объективным, описывает и оценивает семнадцатилетнего юношу. Вспоминая прожитое, честно и правдиво рассказывая о прошлом, он снабжает рисуемые им картины сентенциями. Сентенции эти даются от лица многоопытного мужа — дворянина, помещика, литератора.
Пушкин наделил Гринева-мемуариста редким даром иронии. Именно так написано начало воспоминаний, посвященных годам, проведенным в родительском доме (о том, как он был записан в гвардию, когда матушка «была еще мною брюхата» (8, кн. 1, 279), о занятиях с учителем французом Бопре и т. д.).
Непонимание пушкинского изображения Гринева в двух временных измерениях в конечном счете привело к стилистической глухоте исследователей романа — они не замечают иронического восприятия мемуаристом своего детства. Описание им своей жизни воспринимается поэтому грубо прямолинейно — вот каков этот неуч-недоросль, дворянский сынок, гонявший голубей и научившийся здраво судить о свойствах борзого кобеля. Не менее странен и вывод, что Гринев (а следовательно, и Пушкин) с умилением описывает патриархальные нравы гриневского дома.
Ирония — любимый пушкинский метод изображения человеческих характеров. Наделение Гринева иронией — свидетельство сознательного стремления Пушкина подчеркнуть объективность рассказчика, его насмешливость по отношению к себе и критическое отношение к помещичьим нравам той эпохи, отсутствие в нем тщеславия, гордыни и эгоизма. Ирония первых страниц записок Гринева должна была сразу же вызвать доверие к его показаниям, к его летописи событий «пугачевщины».
После того как мы выяснили композиционную и сюжетную роль рассказчика в «Капитанской дочке», естественно попытаться ответить на самый трудный, до сих пор не решенный пушкиноведением войрос — какова же позиция Пушкина в записках, написанных от имени Гринева, как соотносятся взгляды на изображаемые события двух «авторов» — Гринева и Пушкина?
Из всего сказанного ранее о причинах создания Пушкиным образа Гринева-рассказчика ясно, как он был нужен Пушкину. Анализ «Капитанской дочки» наглядно свидетельствует о принципиальном отличии «точек зрения» условного и подлинного автора романа.