Капитанская дочка

I seized her hand, and could not for a while say a single word.	Я хватил ее руку и долго не мог вымолвить ни одного слова.
We were both silent, our hearts were too full.	Мы оба молчали от полноты сердца.
Our hosts felt we had other things to do than to talk to them; they left us.	Хозяева наши почувствовали, что нам было не до них, и оставили нас.
We remained alone.	Мы остались одни. все было забыто. Мы говорили и не могли наговориться.
Marya told me all that had befallen her since the taking of the fort; painted me the horrors of her position, all the torment the infamous Chvabrine had made her suffer.	Марья Ивановна рассказала мне все, что с нею ни случилось с самого взятия крепости; описала мне весь ужас ее положения, все испытания, которым подвергал ее гнусный Швабрин.
We recalled to each other the happy past, both of us shedding tears the while. At last I could tell her my plans.	Мы вспомнили и прежнее счастливое время... Оба мы плакали... Наконец я стал объяснять ей мои предположения.
It was impossible for her to stay in a fort which had submitted to Pugatch?f, and where Chvabrine was in command.	Оставаться ей в крепости, подвластной Пугачеву и управляемой Швабриным, было невозможно.
Neither could I dream of taking refuge with her in Orenburg, where at this juncture all the miseries of a siege were being undergone.	Нельзя было думать и об Оренбурге, претерпевающем все бедствия осады.
Marya had no longer a single relation in the world.	У ней не было на свете ни одного родного человека.
Therefore I proposed to her that she should go to my parents' country house.	Я предложил ей ехать в деревню к моим родителям.
She was very much surprised at such a proposal. The displeasure my father had shown on her account frightened her.	Она сначала колебалась: известное ей неблагорасположение отца моего ее пугало.
But I soothed her.	Я ее успокоил.
I knew my father would deem it a duty and an honour to shelter in his house the daughter of a veteran who had died for his country.	Я знал, что отец почтет за счастие и вменит себе в обязанность принять дочь заслуженного воина, погибшего за отечество.
"Dear Marya," I said, at last,	- Милая Марья Ивановна! - сказал я наконец.
"I look upon you as my wife.	- Я почитаю тебя своею женою.
These strange events have irrevocably united us. Nothing in the whole world can part us any more."	Чудные обстоятельства соединили нас неразрывно: ничто на свете не может нас разлучить.
Marya heard me in dignified silence, without misplaced affectation.	- Марья Ивановна выслушала меня просто, без притворной застенчивости, без затейливых отговорок.
She felt as I did, that her destiny was irrevocably linked with mine; still, she repeated that she would only be my wife with my parents' consent.	Она чувствовала, что судьба ее соединена была с моею. Но она повторила, что не иначе будет моею женою, как с согласия моих родителей.
I had nothing to answer.	Я ей и не противуречил.
We fell in each other's arms, and my project became our mutual decision.	Мы поцаловались горячо, искренно - и таким образом все было между нами решено.