Капица. Воспоминания и письма

…Тут у меня вышла заминка с полпредством. Они исключительно неделовой народ. Я им написала письмо, спрашивая их, могут ли они мне гарантировать выезд из Союза и т. д. Они, вместо [того] чтобы ответить письмом, позвонили по телефону и сказали, что они этого сделать не могут, но они слышали, что Мо [лотов] и М[ежлаук] Тебя в этом уверили, и что это достаточно, и они не могут «перестраховывать» их слов, и т. д.

Ты знаешь, как я медленно думаю, а тут еще по телефону. Я спросила только, можете ли мне визировать паспорт туда и обратно. Гражданин ответил, что узнает. На этом кончился разговор. Когда я повесила трубку, то начала соображать о разных вещах и нашла много интересного, что могла бы ему сказать, и очень жалела, что этого всего не сказала. И вдруг он звонит еще раз! С заявлением, что консул говорит, что у меня паспорт, который нельзя визировать туда и обратно. Я, уже все обдумав, говорю ему: во-первых, мой паспорт такой, что его можно визировать, и он всегда был визирован, и что и теперь я требую, чтобы это было сделано.

Потом переходим опять на вопрос о гарантиях. Гражданин заявляет мне: вы требуете ответа от нас, мы этого сделать не можем, нам не позволяет этикет. Раз Мо[лотов] и М[ежлаук] сказали – это достаточно. Я спросила: а откуда вы знаете, что они сказали? Он ответил, что из Москвы. Тогда я спросила: почему же вы говорите это мне по телефону, а не отвечаете мне письмом на мое письмо? Я этого хочу, а по телефону мне разговаривать неинтересно, я даже не знаю, с кем я говорю. Гражданин обиделся и сказал: я же вам сказал: я – Виноградов. На что я ответила: это очень хорошо, но ведь я проверить этого не могу, и что меня удивляет, что они не могут этого мне написать, и что я по телефону таких заверений принимать не могу, и что я напишу в Москву обо всем этом. Гражданину слово Москва не понравилось, и он сказал, что он посоветуется. На этом наш неприятный разговор кончился. <…>

Очень мне не понравилось поведение нашего полпредства. Потом, когда я сказала, получили ли они извещение насчет оплаты моей поездки Академией, они заявили, что это я сама в Москве рассчитаюсь, что теперь мне надо самой покупать через Интурист билет, а в Москве мне, мол, оплатят. А если давать мне билет здесь, то им надо инструкции из Москвы. Я думаю, что мы никогда от Академии не получим [за] мой проезд, так что если я поеду за свой счет – то третьим классом, зачем рисковать большей суммой? <…>

Вот видишь, как дела. Кр[окодил] говорит, чтобы я не смела и думать ехать без официального ответа. Что Ты на это скажешь?..»

Телеграмма

25 августа 1935 г., Москва

Указание о твоей обратной визе и оплате путевых расходов обещано направить полпредство завтра тчк

Телеграфируй если встретишь трудности = Капица

«№ 174

29 августа 1935 г., Кембридж

…Полпредство не отвечает ни на одно письмо. И опять звонили по телефону и говорили, что поставят мне обратную визу и достанут билет. После этого я не слышала ни одного слова. Достали они билет или нет, и что сделано. Я принципиально веду с ними только чисто официальные отношения и никаких телефонных звонков не признаю. Поэтому мной написано было им письмо, где я сообщаю, что я категорически отказываюсь ехать, если я не получу от них письменного уведомления о том, что им известно, что мое возвращение не будет затруднено.

Я говорила об этом с Крокодилом, и он абсолютно со мной согласен. Я так много ему сейчас обязана за все его исключительно необыкновенно теплое и хорошее отношение, и он столько перенес из-за этого всего неприятностей, что я не считаю возможным ехать без того, что он будет знать, что я возвращусь. <…> Крокодил научен горьким опытом, что когда ему говорят на словах, то потом от этих слов с легкостью отказываются и ведут себя так, как будто ничего подобного не было. <…>

Сейчас самое трудное время. Все эти месяцы я жила мечтой, что наконец я смогу Тебя увидеть. И теперь, когда это так близко и исполнимо, на дороге стоят и ставятся препятствия.

Конечно, мое первое желание – это на все наплевать и ехать. Но я научилась от Тебя за эти месяцы выдержке и упорству, и то и другое находятся на суровом испытании. И никогда мне не было так трудно, как сейчас, но я чувствую, что мы с Тобой должны совершенно официально и на чистоту действовать. <…>

Зверушечка, страшно больно, что все так случилось и я, наверное, пропущу пароход. Но тогда поеду поездом через Германию и Варшаву…»

Телеграмма

29 августа 1935 г., Кембридж

Полпредство отказывается дать письменную гарантию моего благополучного возвращения тчк

Если этого не будет сделано немедленно не смогу отплыть 31-го тчк

Телеграфируйте им инструкции =Анна

Телеграмма

29 августа 1935 г., Москва

Считай обратную визу достаточной гарантией благополучного возвращения тчк

Отплывай тридцать первого если получишь обратную визу тчк

Телеграфируй свое решение крепко целую = Петр

Радиограмма через Берлин