Не знаю, сумеет ли. Я очень сомневаюсь, но на днях поговорю с ним подробно, тогда напишу. Мне, Анечка, кажется, что все это безнадежно». Два дня спустя, 18 сентября, Капица снова пишет жене: «…Я сегодня гулял все утро с тов. Р., о котором я тебе писал в прошлом письме. Сейчас еще затруднительно писать о возможных последствиях нашего разговора <…>. Он уезжает 25-го и будет в Кембридже 30-го или 1-го. Я просил его зайти к тебе, и также, думаю, было бы очень хорошо, если бы ты его познакомила с R[utherford’ом]. Он очень умный и славный человек. Может быть, он наладит все в полпредстве, он знает М[айского] и тов. К[агана]».
22 сентября Майский из санатория «Сосны» пишет В. М. Молотову:
«…Совершенно случайно мне стало известно, что т. Ф. Я. Рабинович знаком с проф. Капицей <…> и что проф. Капица виделся с ним в последние дни и вел беседу о создавшемся для него положении. Во время этих бесед проф. Капица сообщил т. Рабиновичу, будто бы лорд Резерфорд заявил жене Капицы о готовности продать СССР кембриджскую лабораторию Капицы (между тем примерно полгода тому назад лорд Резерфорд такую продажу отклонил в письме на имя советника полпредства в Лондоне т. Кагана). Далее Капица говорил, что если бы т. Рабинович, который 26 сентября отправляется по командировке НКВТ в Англию, повидал его жену и устно ее заверил, что в случае надобности она получит разрешение на поездку в Кембридж за детьми, то весь недавно происшедший инцидент был бы ликвидирован и жена его, Капицы, приехала бы в СССР. В связи с этим Капица просил т. Рабиновича взять на себя переговоры с его женой и лордом Резерфордом об урегулировании всех возникших затруднений и продаже лаборатории.
Т. Рабинович готов взять на себя эту миссию, но, конечно, только с Вашей санкции.
Лично я считал бы весьма желательным скорейшую ликвидацию всего этого дела, дающего повод враждебным нам элементам в Англии и других странах вести клеветническую агитацию против СССР, и склонен думать, что т. Рабиновича следовало бы уполномочить попытаться путем частных переговоров с лордом Резерфордом выяснить, действительно ли он готов продать лабораторию; если данное сообщение Капицы подтвердится, практически наладить эту операцию. Равным образом т. Рабиновичу следовало бы поручить сделать попытку при полном сохранении нашей принципиальной позиции (не давать никаких официальных гарантий ни письменно, ни при свидетелях о получении женой Капицы разрешения на выезд из СССР) осуществить переезд жены Капицы в Москву.
С товарищеским приветом,
Полпред СССР в Великобритании И. Майский»
(АП РФ. Ф. 3. Он. 33. Д. 147. Л. 75–76).
В считаные дни предложение Майского превращается в постановление Политбюро:
«Особая папка»
Предложить т. Рабиновичу помочь полпредству СССР в Лондоне в переговорах с Ротерфордом о продаже лаборатории Капицы, но никаких «заверений» жене Капицы не давать» (АН в решениях Политбюро. / Сост. В. Д. Есаков. М.: РОССПЕН, 2000. С. 195).
Как видим, недоброжелательное отношение советских властей к Анне Алексеевне нашло свое отражение в письме Майского и даже в постановлении Политбюро! К сожалению, оно повлияло и на Ф. Я. Рабиновича, который в своем отчете об исполнении задания Политбюро от 25 сентября 1935 года нашел нужным написать следующие строки об Анне Алексеевне:
«Между позицией, которую занимал Резерфорд до отъезда в СССР жены Капицы, и той, которую он занял в разговоре со мной, есть совершенно очевидная и громадная разница.
Как известно, в своих предыдущих письмах на имя Полпредства Резерфорд категорически настаивал на том, чтобы Советское Правительство дало Капице возможность вернуться в Англию для продолжения научной работы.
Для меня нет теперь никакого сомнения в том, что свои письма Резерфорд писал по настоянию жены Капицы и что выступления других деятелей Англии в прессе по вопросу о Капице делались под ее влиянием.
У меня создалось впечатление, что после ее отъезда в СССР научные круги в Кембридже, в том числе и Резерфорд, облегченно вздохнули и, по-видимому, переменили свое отношение к этому делу.
Я имею основание так думать потому, что я решил при переговорах с Резерфордом ничего ему не доказывать и ни в чем его не убеждать, а в деловом порядке попросил передать нам лабораторию. Прием, который он мне оказал, свидетельствует о том, что еще до моего приезда руководящие круги Университета, в том числе Резерфорд, круто переменили свое отношение ко всей истории с Капицей.
(ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 29. Д. 72. Л. 210–214. Подлинник).