Капица. Воспоминания и письма

…Аппараты уезжают на этой неделе. Большой генератор, 3 [90]. Это все было сделано за последние два дня. Рабочие от Vickers’а работали день и ночь с субботы на воскресенье, и теперь все уже отсоединено и сделано. Завтра будут перевозить большую машину, которая будет отправлена в Лондон, там осмотрена Lloyds underwriters [91], ими и запакована и отправлена. Vickers берут на себя ответственность только до парохода, говорят, что в Союзе они никогда не отвечают, потому что там плохо грузят ящики на платформы, что они торчат во все стороны и очень часто встречным поездом груз бывает поврежден. Прими это к сведению и посмотри, чтобы когда в Ленинград все придет, чтобы было погружено хорошо. Я бы советовала Тебе поехать их встретить, я пошлю телеграмму, когда все будет погружено и отправлено. Одновременно отправляем мебель из лаборатории и все книги из лаборатории и дома. Также пианино и всю мелочь домашнюю. Здесь, в Кембридже, считают, что мало отправить всю лабораторию, но они приедут убедиться, что все установлено, все на месте и все работает. По всей вероятности, приедет John [Кокрофт], как только все будет отправлено, так что ревизия будет серьезная, и пусть наши это примут к сведению. Вообще, насколько мне кажется, будет Институт Физических Проблем филиалом Кембриджа, все собираются, и все хотят или приехать, или читать лекции, или работать. Очень оскандалятся наши, если будет идти так работа, как она идет сейчас. Интерес к этому предприятию колоссальный. <…>

John’а волнует вопрос кабелей – возможно ли будет их достать и пр. Вообще хорошо, что я здесь. Масса всяких вопросов, на которые я могу ответить или Тебя запросить, и вообще оказалось, когда я приехала, что гораздо больше можно послать, чем казалось раньше. Сейчас они все чувствуют Твое нетерпение, оно передается через меня, я тоже всех тормошу, тороплю, торчу в лаборатории и, главное, говорю с Тобой по телефону. Эмиль [Лаурман] все еще не знает, что ему делать, я его ругаю изредка и оставляю думать, потом ругаю опять. Он по каким-то семейным обстоятельствам говорит, что хотел бы £ 70, а не £ 60, но если очень трудно, то согласится на £ 60. Я сказала, что напишу Тебе, и если Ты найдешь возможным, то, конечно, сделаешь, но чтобы он помнил, что сейчас интересы страны стали Твоими интересами. Он удивился! Pearson выше всех похвал, тоскует по Тебе, как невеста…»

«№ 2

3 декабря 1935 г., Москва

… Я тебе не писал эти дни, так как вообще это время много писал, но вчера кончил [92]. Я вообще это время неважно себя чувствовал, немного шалило сердце, видно после гриппа. Но теперь мне лучше. В институте дела идут понемногу, медленно и медленно. Боюсь, что к приезду машины не все будет готово

[93]. <…> Но вот что хорошо. Шурин механик Мин[аков] приехал и взялся за работу. Видно, он дельный парень и предан очень Шаль [никову]. Это характеризует хорошо Шаль[никова], если к нему так привязываются люди. Но самым большим сюрпризом был приезд сюда Колькиного стеклодува Петушкова. Он приехал проситься на работу сам, специально в Москву. Ну, конечно, я его принял. Он немного жилистый парень, но, говорят, лучший стеклодув в Союзе. Так что сейчас кадры подбираются. Есть, значит, уже 8 человек. Я, Шальников, потом я при[гласил] Стр[елкова]. Хотя [я] с ним не говорил, но, говорят, он хочет ко мне. Потом мастер М[инаков] и стеклодув П[етушков], Pearson, и если Laur[man] перестанет валять дурака, то он. Наконец, первого [декабря] появилась Оля Ст[ецкая]. Она принципиально согласна, только ей надо сдать работу и, конечно, надо оформить все. Так вот, это все прекрасные люди и вполне достаточное ядро, кругом которого будет расти институт. <…>

Как часто, Крысеночек, мне недостает тебя. <…> Я так привык к тебе, что всегда без тебя тяжело и скучно. Как часто хотелось бы много сказать и поговорить. Боюсь думать, что скоро тебя увижу опять, через месяц ведь ты должна опять приехать, и с ребятами. Как они выросли и изменились, ведь полтора года я их не видел. Поди ж [ты], меня позабыли. Ну, хорошо, что они хотят сюда. Надо им будет купить санки, лопаты, чтобы они хорошенько кувыркались в снегу. Но мне страшно, что будет такая резкая перемена климата, ведь январь – самый холодный месяц. Может быть, все же их отправить в Крым? <…>

Но как много хлопот теперь у тебя, Крысеночек. Мне даже очень страшно, что ты переутомишься. Так ты помни, что у всякого человека есть предел нагрузки и, кроме него, никто не знает, где этот предел. Следи сама за собой, меня ведь нет рядом с тобой…»

«№ 3

7 декабря 1935 г., Кембридж

…Я очень рада, что О. С[тецкая] приехала, и надеюсь, что скоро у Тебя настанет образцовый порядок и, главное, вы сможете уменьшить ваш бюрократический аппарат. Он особенно поражает, когда снова возвращаешься в Mond Lab.