Капитуляция Японии во Второй мировой войне. За кулисами тайного заговора

Незадолго до полуночи, в то время как майор Хатанака находился со своими соратниками в штаб-квартире Императорской гвардии, военный министр ехал из резиденции премьера в свою официальную резиденцию в Миякэдзаке в последний раз. Он был доволен тем, что честно выполнил свой долг и поговорил с Того и Судзуки. Он был чист перед ними. Он был рад, что неприятная для него возня с подготовкой официальных бумаг — указа, приказов к войскам — наконец-то была закончена. Но одна только мысль о послании императора, его обращении по радио к нации и миру была для него непереносима.

Анами прошел в свой кабинет, взяв с собой короткий меч, и, как обычно, принял горячую ванну. Затем его посетил медик и спросил, сделать ли ему витаминную инъекцию, снимающую усталость. Он согласился. В эти роковые дни, чем бы ни занимался Анами, он выглядел бодрым и абсолютно здоровым, в отличие от своего шурина Такэситы, который был на двадцать лет моложе.

Полковник был крайне измотан. Он страдал бессоницей, похудел, стал нервным и раздражительным. Такэсита был частым гостем в доме Анами. Когда он стремительно вышел из штабной машины и проследовал в официальную резиденцию генерала в час ночи, охрана отдала ему честь, а служанка нервно приветствовала его. Все они были рады его приезду и надеялись на его вмешательство, потому что, как им казалось, его сиятельство готовился покончить с собой.

«Его еще только назначили военным министром, — сообщает Такэсита, — а мне уже было известно о его тайном решении совершить самоубийство на последнем этапе своей военной карьеры. Анами, видимо, понимал, что не было никакой надежды победить в этой войне и что ее невозможно было закончить, не приняв чрезвычайных мер. После 8 августа он внутренне созрел для самоубийства. Начиная примерно с десятого числа его намерения стали столь явственными, что я обратил внимание его секретаря полковника Хаяси на этот факт».

Такэсита хорошо ориентировался в доме. Он сбросил свои ботинки и прошел в комнаты. Он застал Анами в задней части дома, в ванной комнате. Ее интерьер был в традиционном японском стиле: на полу — соломенные татами, в нише токонома

— картина на свитке и ваза с цветком. Кроме того, в комнате был деревянный сундук, подставка для мечей и вешалка для кимоно. Была приготовлена постель на полу, то есть футоны. Анами сидел рядом с огромной противомоскитной сеткой, которая была подвешена к потолку.

Военный министр держал кисточку в руке; он посмотрел недовольно на шурина и с укором спросил: «Зачем вы пришли сюда?» Анами свернул лист бумаги, на котором он что-то писал, и положил его на полку. Он внимательно посмотрел на Такэситу и спокойно сказал: «Я намереваюсь совершить сэппуку сегодня ночью согласно намеченному мной ранее плану».

«Самоубийство — это ваше личное дело, но оно не обязательно должно иметь место сегодня, не так ли?» — задал вопрос полковник.

Явно почувствовав облегчение от того, как примирительно отреагировал на его заявление Такэсита, военный министр продолжил свою речь: «Сказать по правде, вначале я подумал, что вы будете мешать мне, начнете отговаривать от задуманного. Я рад, что вы одобряете мое решение. И я рад, что вы сейчас здесь, — вы можете помочь мне».

Рядом с Анами находился небольшой деревянный поднос с бутылкой сакэ и нарезанным сыром на тарелке. Он вызвал служанку и велел принести два стакана. Она посмотрела на бутылку сакэ, а затем на Анами и спросила: «Может, чашки для сакэ?»

«Нет, — рассмеялся Анами, — стаканы для пива, а не чашки для сакэ». Она вскоре вернулась и принесла стаканы.

Налив в них на две трети объема сакэ, Анами предложил один стакан своему шурину. «Я решил осуществить задуманное сегодня ночью, — по-деловому объяснил он. — Потому что 14 августа — годовщина смерти моего отца. 20 августа тоже подходящая дата, так как это годовщина смерти моего второго сына. Я не смогу вынести завтрашнее обращение императора по радио, поэтому мне лучше сделать это сегодня». Двое мужчин начали пить сакэ.

Записи речи императора были надежно спрятаны в здании министерства императорского двора, расположенного в 50 ярдах от ворот дворцового комплекса. Камергеры, старший адъютант и хранитель печати отправились спать. Персонал Эн-эйч-кей и Информационного бюро грузили свое оборудование на машины. Император в своей резиденции уже час как удалился в спальню и, вероятно, уже заснул.