Капкан для МI6

После окончания академии, после трех лет денежных нехваток, наконец первым результатом стала длительная, на три месяца, командировка в Венгрию и работа во Внешторге на должности заместителя начальника отдела. С редким по тем временам знанием португальского, и довольно-таки неплохим знанием этого языка, Юрий оказался в роли ценного кадра. Не зря прозорливый Лукич сделал ставку на изучение португальского.

Через несколько лет работы уже в должности начальника отдела, имея за плечами ряд краткосрочных загранкомандировок, а ездил он за границу в качестве старшего специалиста, наконец наметилась интересная работа.

В тех коротких командировках, которые были до Португалии, Юрий на хоть и небольшие командировочные покупал за границей складные зонтики «Три слона» и шелковые женские платки — в СССР они продавались на ура и втридорога. Это, конечно, еще были рубли, а не чеки, но они чрезвычайно скрашивали жизнь семьи. Родившая дочь Тамара была в декретном отпуске, а на грудного ребенка уходила прорва денег. Ведь супруга кормила и дочь, да и сына не магазинными продуктам, а с рынка — там приобретала мясо и овощи. А летом, до Лиссабона, в Подмосковье на съемной даче каждый день покупала у соседки, державшей корову, парное молоко, которое, правда, такие частные торговки безбожно разводили водой, но эта, если и мухлевала, то все же не слишком.

В 1985 году Юрий отправился с женой и детьми в Лиссабон. Для годовалой дочери и пятилетнего сына это были райские условия и дикое искушение, поскольку денег Дедов много не зарабатывал (еле-еле хватало, чтобы прокормиться и хоть немного откладывать), а соблазнов — игрушек, сладостей, которых в Советском Союзе и в глаза не видели, в Португалии продавалось достаточно, да и таких ярких, таких экзотичных… Когда ходили с женой и детьми по городу, только и успевали, что отводить глаза детям от красочных витрин. Тамару это раздражало, но тогда она еще с пониманием относилась к происходящему, зная, что Португалия — это гигантский шаг. Дедов стал совсем другим по сравнению с тем аспирантом, с одной парой трусов в качестве приданого и комнатой в общаге с тараканами и облезлыми стенами.

Однако роль, которую ему уготовал в Португалии Лукич, казалась унизительной. Мальчик на побегушках. Торгпред давал Юрию запечатанные конверты и велел относить тем, кого указывал. При этом требовалось, чтобы Дедов не любопытствовал насчет содержимого конвертов, а также не вступал в разговоры с адресатами. «Молча отдал, молча ушел», — инструктировал его торгпред.

Поначалу Юрий делал все безупречно и педантично. В конце концов, Лукич слово сдержал — Дедов попал за границу, и даже не в страну социалистического лагеря. Так что и Юрию теперь приходилось поднапрячься, отработать договоренность…

— Ты Дедов? — вывел его скрипучий голос из глубокой задумчивости.

Юрий осмотрелся и увидел подошедшего к его койке бритоголового. Поскольку Дедов лежал на втором ярусе, то видел только голову и верхнюю часть плеч, покрытых татуировками. На шею у парня «взбирались» черные ветки наколотого плюща или колючей проволоки — Юрий не разглядел. А вот наколку на пальце он видел отчетливо, так как незнакомец положил руки прямо перед носом Дедова — черный перстень, в центре которого кинжал, обвитый змеей[6].

— Что вы хотите? — Юрий хоть и был растерян вчера, но точно помнил, что этого типа не видел в камере ни вчера, ни сегодня утром до отъезда в прокуратуру.

— Имей в виду, — понизив голос, зашипел парень, сверля Дедова взглядом темных глаз с серыми мешками в подглазьях, — если будешь болтать на допросах, до суда не доживешь.

— Кто тебя послал? — так же негромко спросил Юрий, не испуганный, а скорее удивленный.

— Кто надо, тот и послал. Будешь называть имена и фамилии, вынесут отсюда вперед ногами. Имей в виду, я здесь, рядом. Как мне отмашку дадут — ты не жилец.

Он отошел в противоположный угол камеры, к своей койке. Но теперь Юрий все время чувствовал на себе его взгляд, даже когда парень лежал, отвернувшись к стене. Тот взгляд, которым Дедова наградил уголовник во время разговора словно бы прилип к подсознанию, как и эти окруженные серой нездоровой кожей, глаза, как у совы.

Ночь вышла совсем бессонной. Храп соседей по койкам особенно пилил по нервам, расщепляя их на болезненные волокна.

Не шли на ум теплые воспоминания. Юрий пытался в себе их разбудить, но будил только депрессию, заполнявшую его отчаянием до краев, так же как наполняло водой, плохо стекавшей из-за засоров, ржавую, почерневшую от грибка раковину здесь, в камере.

«Зачем жить? — ожгла мысль. — Им не нужен, — имея в виду семью, думал он. — Покровителям тем паче. Буду молчать — прокурор потребует самого жесткого наказания за несознательность. А на зоне я не выживу».

У него возникла и все больше росла уверенность, что его убьют в любом случае. Не до суда, так после. Слишком он завяз в делах своих покровителей и более того…