— Объясняй толком. О чем речь? Причем здесь куры? Дохнут обычно первыми крысы, так вы их уже благополучно препроводили в мир иной. Или новых завели?
— Нет, крыс других пока нет. — Голос Виктора стал противно-жалостливым. — Еще слишком велика и тяжела боль от утраты…
— Тогда что? У вас там какое-то токсическое отравление, эпидемия индонезийского гриппа или радиационный выброс?
— Ни то, ни другое, ни третье, — продолжил Виктор нормальным голосом. — Кстати, такой болезни у пернатых, как ты сказал, нет. Куриный грипп…
— Я не собираюсь лечить петухов. Не перенапрягайся. Если не эпидемия, тогда что у вас там происходит? — перебил я.
— Рассказывать по порядку?
— Давай.
— Ты никогда не занимался научной работой и тебе, обычному спортсмену в прошлом, историку в настоящем и, возможно, будущем, понять всю глубину, безусловно, трудно…
— Я уж попробую.
— Хотя бы попытайся. Моя лаборатория, как я неоднократно тебе рассказывал, находится на острие научных событий, актуальных на данном историческом отрезке времени во всем мире, — начал излагать Виктор. — Кроме опытов с крысами, в рамках моей диссертации мы проводили три года и семь месяцев научные исследования с пернатыми, в частности с петухами и курицами…
— У вас что, в лаборатории две бочки? Почему ты об этом не упоминал раньше? И вы там учите петухов плавать и нырять?
— Бочка у нас одна.
— И как же вы выкручивались все это время?
— Приходилось как-то.
— Искренне сочувствую.
— Скиф, твой уровень компетентности не позволяет мне на должном уровне объяснять суть проводимых нами экспериментов, — возобновил свои издевательские речи Витька, — к тому же они проходят в режиме максимальной секретности…
— Еще бы! Про секретные издевательства над крысами я знаю, а про несчастных куриц еще нет. Этот факт ты умолчал.
— Тогда слушай и не перебивай. Мы с коллегами бились над этой задачей очень долго…
— Я помню — три года и семь месяцев. Если с уровнем компетентности по вашим разработкам, как ты говоришь, у меня проблемы, то с памятью, слава Богу, пока таковых не наблюдается.
— Это радует. Хоть что-то у тебя функционирует без существенных погрешностей. Наша работа в этом направлении заключалась в получении фермента из слезы петуха…
— Господи… Неисповедимы пути заблудших чад твоих. — Не удержался я от комментариев, уже всхлипывая от смеха.
— Напрасно скалишься. Цель этой работы чрезвычайно важна…
— Для кого?
— Для нашего государства. С помощью этого вещества, по расчетам отечественных ученых, выполненным ранее, можно было бы сделать прекрасный биостимулятор. Проще говоря — допинг для спортсменов. Так тебе будет понятней. Идеальный…
— Ты хочешь сказать, что из одной слезы петуха получится большое спортивное счастье? — Я продолжал смеяться.
— Абсолютно правильно ты подумал. Только получилось бы… Заметь, это был бы препарат, не выявляемый никакими из применяемых сейчас тестов при допинг-контроле.
— Чего только не приснится ночью…
— А-у-у-у-у, сейчас день, Скиф. Посмотри в окно.
— Вижу. Продолжай свою кошмарную историю. Что для этой великой идеи исполняли для вас петухи с курицами?
— Ничего такого…
— А «нетакого»? Сейчас, я прикину… Вы их запускали на тренажер «беговая дорожка». И обязывали неделями безостановочно накручивать километраж?
— Нет.
— К лапам привязывали гири и заставляли прыгать, помещая на раскаленную металлическую поверхность?
— Зачем?
— Чтоб отдали фермент, твари пернатые…
— Нет. Сколько в тебе садизма, Скиф.
— Почему во мне? Это же вы у себя в лаборатории над тварями божьими измываетесь. Исследователи хре…
— Здесь можешь прерваться.
— Так и сделаю.
— А садист ты потому, что строишь версии таких изощренных пыток для животных…
— Интересная логика. Вы их мучаете, а я живодер.
— Так и есть. Версии закончились?
— Что еще можно предположить? Менее жестокое, — прикинул я, и оно сразу придумалось. — Или более, как на это посмотреть. Неужели вы бедных кур с петухами «Храброе сердце» с Мэлом Гиббсоном в главной роли заставляли смотреть?
— А это еще для чего?
— Как для чего? Чтобы прослезились, — развил я свою мысль. — Вам же фермент из слезы добыть надо было.
— Нет. — Настал черед смеяться Витьке. — Методы были другие, не столь радикальные, но суть ты уловил правильно. Моя лаборатория пыталась добыть фермент слезы петуха, для изготовления идеального биостимулятора, проще говоря, допинга. Отсюда и режим секретности. А то я слышал нотки недоверия…
— Не было такого. Тебе показалось, — заверил я Виктора. — И что же сейчас произошло?
— С чем?
— Не с чем, а с кем. Со всеми петухами, курицами этими…
— В том-то все и дело. Беда, и беда, можно сказать, глобального масштаба. Сам понимаешь, при работе с куриным материалом случалось разное…
— С петухами?
— И с курицами тоже. Смертность у них была довольно высокая. И утилизировать останки этих героически павших за отечественную науку животных…
— Приходилось вашей лаборатории…
— Мы народ не жадный, доброй половине института доставалась свежая курятина, — поправил меня Виктор, — не только нам.
— Понятно. Трагедия века. Представляю. Ты только так и не пояснил, что все-таки произошло с вашим птичником.