— А замечаний практически нет, — вмешался в разговор Иван. — Мы уже нашли нескольких добровольных переводчиков и выслушали в их исполнении столько дифирамбов!.. Пишут, например, что «Зонтик» — это шедевр камерности и лиризма; что наш спектакль, рассчитанный на минимум декораций и действующих лиц, производит гораздо большее впечатление, чем вычурные и дорогостоящие постановки… как, например у поляков. А еще…
Молодой актер просто захлебывался от восторга, явно ощущая себя на вершине успеха. Но Володя Демичев не дал ему договорить, воспользовавшись секундной паузой, которую Иван взял, чтобы перевести дух.
— Да, поляки, кажется, не оправдали всеобщих надежд, — задумчиво протянул он. — А ведь им прочили если не победу, то, во всяком случае, новый прорыв в театральные выси. Между прочим, Алеша, это всем нам урок: нельзя почивать на лаврах, нельзя останавливаться на достигнутом. Кому многое дано, с того много и спросится… А не то недолго и разочаровать публику.
— Ну, до этого нам пока еще далеко, — с набитым ртом пробормотал Леонид Ларин, зорко обводя взглядом собравшихся за столом. — У нас пока, напротив, сплошной зефир в шоколаде. Вон, видали: Алексей Михайлович, пишут, чуть ли не режиссер десятилетия. Умеет, мол, выстроить каждую сцену так, что у зрителя холодеют руки от восторга и замирает сердце… — Он процитировал эти слова до такой степени торжественным тоном, с таким едва уловимым итальянским акцентом и столь комично, хотя не пользовался при этом никакими специальными комическими приемами, что все за столом засмеялись, а Соколовский лишний раз подумал: нет, не зря все-таки я держу Лариных в труппе — талант у них просто выдающийся. — А Лиду нашу так и вообще превознесли до небес. Смотрите… где это? А, вот, нам же переводили этот отрывок: Лидия Плетнева — восходящая звезда русской сцены… темперамент Софи Лорен в сочетании с неотразимой надменностью Греты Гарбо… искрящийся коктейль из теплоты и льда… Нет, ну вы подумайте только!
— Да уж, — встряла в его высокопарную речь жена, чуть недоуменно поводя изящной маленькой головкой. — Лидуша действительно оказалась на высоте. А кстати, где она? — И Елена невинно уставилась в глаза режиссеру. — Вы случайно не знаете, Алексей Михайлович, может, она еще спит?…
Соколовский бросил на Ларину подозрительный взгляд. Собственно говоря, в самом ее вопросе, может быть, и не было ничего особенного, но тон, которым он был задан — слегка фамильярный и подчеркнуто целомудренный, — указывал на то, что фраза, как обычно у этой женщины, была с подтекстом. Однако Лена смотрела на Соколовского так кротко и уважительно, что любая нервная реакция с его стороны выглядела бы просто глупой. На воре шапка горит, весело подумал про себя Алексей и ограничился тем, что безразлично пожал плечами. И черт с тобой, беззлобно решил он, говори потом, что хочешь… Не все ли равно?
Разумеется, он знал, где сейчас Лида. Он оставил ее в номере, разметавшуюся во сне среди смятых складок нежно-кремового белья, замурованную в мягких изгибах постели, словно в створках перламутровой раковины. Ей удалось уснуть так недавно, и спала она настолько крепко и сладко, что Алексею стало жаль будить подругу, и он пожертвовал совместным ранним завтраком, разумно решив, что подобный джентльменский набор продуктов можно получить в любой близлежащей кофейне. Теперь он собирался попросить кого-нибудь из ребят постучаться к ней, чтобы успеть еще сегодня всем вместе посмотреть фрагменты фестивальной программы и — чего греха таить? — собрать урожай поздравлений и впечатлений по поводу вчерашнего триумфа.