Карающая длань

Конан слегка поерзал, затем перевернулся на спину и посмотрел на затянутое черными тучами небо. Еще утром стояла прекрасная погода, но к обеду, когда воины преодолели перевал, пустив вперед бормочущего туранца, поднялся сильный ветер. Хорошо еще, он дул в спину. Ветер унес белые пушистые облака, нагнав вместо них набухших туч свинцового цвета. Они вот-вот должны были разродиться нешуточным снегопадом.

Увиденное вовсе не обрадовало киммерийца. Снегопад, конечно, укроет их от посторонних любопытных взоров, но сильно затруднит спуск и само проникновение внутрь храма. Будь Конан один, он бы только обрадовался метели, но неопытные, не обученные воевать в горах стражники вряд ли смогут воспользоваться преимуществами снежной завесы, скорее наоборот… А уж о согласованности действий не может быть и речи. Хотя…

«Не стоит ничего загадывать заранее, – решил Конан и перекатился на живот. Что-то твердое надавило на его бедро, какая-то штука, лежащая в кошеле. – Нет, я точно старею! Забыл!»

Повозившись, варвар вытащил на свет тускло мерцающее яйцо, таинственный Глаз, подаренный гномами. Повертев его в руках, киммериец поискал взглядом подходящий камень и с силой ударил по нему загадочным предметом. Матовое яйцо хрустнуло, внутри него на краткий миг полыхнул яркий свет, затем что-то жалобно звякнуло и гномье изделие рассыпалось в прах. Будем надеяться, что гномы каким-то образом услышали сигнал и придут вовремя. Тогда люди ударят сверху, подгорные жители – снизу, и в Пограничье наступят благословенные времена… Может быть.

…Эрхард долго вертел в руках принесенную Конаном статуэтку, скреб в затылке, а когда хитрый глаз на вырезанном черном лице заговорщицки ему подмигнул, смог только выдавить:

– Да-а…

Раваалу не удалось найти в отряде новых верующих. Эрхард, Эртель и Селена поклонялись Митре, Веллан с ухмылкой сообщил, что из всех богов больше всего уважает Иштар, Эмерт верил в боссонского воинственного Мардука, а Фрам – в Предвечного Кователя, Длиннобородого Отца Гномов. Так что все смущенно потупились и начали под разными предлогами отнекиваться. Деревянное изображение Чернолицего, казалось, погрустнело. Но, скорее, слегка окосевшему Конану это просто почудилось. Дерево ведь не может грустить или радоваться…

Киммерийцу все сразу поверили, особенно когда он торжественно достал бутыль «Короля». У Эрхарда глаза на лоб полезли при виде даты на восковой печати, и он предложил распить вино немедленно, но Конан наотрез отказался, заявив, что они вполне смогут сделать это потом, после окончательной победы. Закончив своей рассказ, варвар потребовал отчета от остальных.

Эрхард разочарованно поведал, что в башнях оказалось пусто и сыро, и, кроме грязного тряпья и ломаной мебели, ничего интересного или ценного не нашлось. Веллан тут же подхватил рассказ, и, фыркая, начал захватывающую историю о том, как они разыграли Эртеля. Пока тот рылся в куче перепрелых ряс, видимо, рассчитывая отыскать золото или какую-нибудь полезную вещицу, Гарт скатал из снега шар размером чуть побольше человеческой головы и встал слева от полуразрушенного входа. Веллан занял место справа и крикнул Эртелю, что они нашли сундук и, похоже, с монетами. Если он не хочет остаться с носом, то пусть бежит за своей долей.

Тут же раздался топот и Эртель, как угорелый, стрелой вылетел из башни. Веллан немедленно подставил ему ногу, незадачливый искатель сокровищ кубарем покатился вниз по склону, а в довершение всех бед ему на голову обрушился снежный ком.

– Жаль, вы не видели, как замечательно он выглядел, – под общие смешки закончил бритуниец. – И как мы хохотали… До сих пор живот болит.

Эртель немедленно скорчил обиженную физиономию и заныл, что это было нечестно и что он в такие игры не играет. Конан не стал его слушать, а, покрутив пальцем у виска, направился к сидевшему поодаль Омалу, во взгляде которого появилась некая осмысленность. Туранец, увидев подходящего к нему варвара, завизжал и попытался убежать, но налетел на Эмерта.

– Держи эту падаль сам, Конан, – лучник с плохо скрываемым отвращением оттолкнул трясущегося Омала прямо в медвежьи объятия киммерийца. Чувствуя, как содрогается от ужаса предатель, Конан криво усмехнулся, сказав:

– Кажется, я пообещал, что не буду тебя убивать. Если, конечно, ты мне расскажешь кое-что…

– Да, да, господин. Что угодно знать господину? – заюлил Омал, обрадовавшись, что его не будут бить. Конана передернуло от его слащавого голоса, и, стараясь не смотреть в маслянисто поблескивающие глазки, он вкрадчиво спросил:

– А расскажи-ка мне, где ты болтался целый месяц?

Туранец вздрогнул и пристально посмотрел на стоявшего над ним варвара. Что-то случилось с ним, и сейчас он на краткий миг стал прежним Омалом.